Моя опасная леди
Шрифт:
— И как ты объясняешь такую паузу? — поинтересовалась я.
— Мы с тобой уже обсуждали эту тему, ты разве забыла?
— Если честно, да, — призналась я. — Хлопот полон рот с праздничной передачей.
— Ну хлопочи-хлопочи, — саркастически протянул Гурьев, — а я пойду к братцу покойной старушки, авось отрою что-нибудь в ее бумажках.
— Ну, удачи тебе!
— Спасибо, мне она сегодня очень пригодится.
Распрощавшись с Валерой и Павликом, я завернула в нашу студию, где застала всю свою команду с Алевтиной Семеновной в качестве дополнения. Пришлось устроить что-то вроде репетиции, результаты которой меня порадовали. Взглянув на себя на экране, Грибова сначала не поверила своим глазам: она даже не представляла, что так киногенична. Теперь от ее стеснения остался один момент: женщина комкала в руках носовой платок. Ну, это не страшно: у многих людей проблемы с руками, такое бывает даже с телеведущими, которые или крутят карандаш, или прячут руки за спину, чтобы не было видно, как они волнуются. Дадим в начале передачи Алевтине Семеновне какую-нибудь симпатичную ручку, пусть займет ею руки.
Хорошо, что у нас есть незаменимая Валерия! Я ведь опять забыла о съемке с домочадцами, а она — нет. Алевтина Семеновна на Лерин вопрос сообщила нам, что дети больше ее самой ждут визита гостей с телевидения, и, наверное, именно их нетерпение заставило ее так быстро выздороветь. Короче, нам сегодня предстояло еще раз съездить к Грибовой после обеда, что вполне устроило моих коллег. А на вечер была запланирована разминка в тренажерном зале с очаровательной госпожой Волковой.
— Ну что, коллеги, — спросила я, когда успокоенная Алевтина Семеновна отбыла восвояси, — кажется, мы с вами практически управились?
— Ирина, не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — посоветовала осторожная Галина Сергеевна.
— Да-да, — поддержала ее Лера, — не стоит искушать судьбу.
— Хорошо, не буду. У нас ничего не готово, мы не успеваем, и вообще все плохо! Неужели вы думаете, что судьба такая дура, что купится на эти нелепые завывания в пространство? Может быть, мне еще от сглаза пальцы скрестить?
— И это не помешает, — совершенно серьезно согласилась с моим высказыванием Галина Сергеевна, напрочь игнорируя мой ернический тон.
— Я вас не узнаю, дамы. Когда это вы успели стать суеверными?
— Знаешь, Ирина, я бы с радостью отказалась от всяческих суеверий и руководствовалась только насквозь материалистическими соображениями в нашей работе, если бы жизнь не подбрасывала нам регулярно какие-нибудь каверзы. Ты вспомни, была у нас хоть одна передача, снятая без проблем? Или они начинали преследовать нас с самого первого дня съемок, или случалось что-нибудь эдакое, под занавес, что срывало нам ее.
— Не могу с вами не согласиться, — вынуждена была отступить я. — Только мне все равно плохо верится в действие всяких охранных амулетов.
— Ну и не верь себе! Я же не заставляю тебя верить? Я всего лишь прошу быть осторожнее с высказываниями.
— Все, убедили, — окончательно сдалась я. — Пойдемте попьем Лериного замечательного чайку.
— Ирина, ура! Вы тоже признали, что мой чай замечательный! — обрадовалась Лера, словно я ей преподнесла дорогой подарок.
Несмотря на суеверные опасения коллег, судьба вела себя сегодня довольно мило, а из сюрпризов преподнесла нам только один, да и тот мог вполне пройти по разряду приятных. Детей у Алевтины Семеновны оказалось четверо: две пары очаровательных близнецов-погодков, мальчики и девочки. Вот они-то прекрасно чувствовали себя перед камерой! Им очень понравилось сниматься. Я умилилась и предложила им прийти в студию вместе с мамой, пообещав, что оператор обязательно покажет их мордашки крупным планом. Детский восторг не знал границ. Как же легко обрадовать ребенка! Мне временами тоже хочется стать маленькой, чтобы искренне радоваться мелочам и становиться счастливой на целый день от пустякового приятного происшествия вроде неожиданно подаренной конфеты.
Ну а в тренажерном зале с Татьяной Эдуардовной мы вообще управились чуть ли не бегом. Нам и надо-то было всего-навсего снять сюжет на одну минуту, не больше. Основное время занял у нас хозяин сего заведения, который усиленно пытался пропихнуть рекламу своего не самого престижного, но вполне пристойного зала. С этой целью дядечка старательно барражировал в поле объектива Фединой камеры и надоел мне настолько, что я сдалась и попросила нашего оператора снять вывеску над дверью тренажерного зала. Хозяин этим удовлетворился и стал не менее назойливо меня благодарить, объясняя, что он только недавно организовался, цены здесь низкие, а на оплаченную рекламу средств пока нет. Он даже попытался всучить нам бесплатные абонементы в свой зал в качестве платы за рекламу. Спасла меня от него Галина Сергеевна, которая строго сказала, что такие вещи мы не решаем, так как они вне нашей компетенции. Хотя я, если честно, не отказалась бы от бесплатного абонемента. Правда, где бы я нашла время еще и на тренажерный зал при своей загруженности и ненормированном рабочем дне? Все. Рабочий день окончился, а я опять возвращалась домой позже положенного. Надеюсь, что сегодня Володя не будет гневаться, а просто накормит уставшую жену ужином. Благодарность свою я выражу ему со всем рвением и прилежанием.
Мои ожидания оправдались: муж меня приветствовал нежным поцелуем в щеку и умчался обратно на кухню дожаривать котлеты. Запах они источали изумительный. Или я настолько проголодалась? Неважно, все приготовленное с любовью вкусно. А Володя меня любит, следовательно, все, что он делает для меня, априори хорошо и правильно. Даже если муж меня ругает — это одно из проявлений его любви.
Котлеты у Володи и в самом деле получились замечательные, с хрустящей корочкой и розовым соком внутри. Не прожарились, наверное. Но горячее сырым не бывает, это я помню со студенческих лет. К тому же я где-то слышала, что мясо с кровью способствует избавлению от галлюцинаций. Их у меня, правда, пока нет, но профилактика не повредит. Так что с картофельным пюре, в котором практически не было комков и нужно было только чуть-чуть досолить, котлетки съелись за милую душу. Чай с печеньем завершил нашу вечернюю трапезу.
Чаевничали мы с Володей перед телевизором, наблюдая за мытарствами очередного персонажа нестареющего Джекки Чана и весело комментируя особенно нелепые моменты. Муж сегодня был в ударе и смешил меня, пожалуй, больше прославленного китайца. Люблю я такие милые вечера, мне они дороже, чем любые праздники.
Наступила очередная пятница, пятница без выхода в эфир. Это бывает настолько редко, что мои сотрудники, и я в том числе, испытывали довольно странное и непривычное чувство, напоминающее опустошенность. Ни тебе суеты, ни тебе беготни, ни тебе понимания, что ничего не готово… Сидим себе спокойненько, обсуждаем текущие вопросы. Чтобы не мучиться, я для себя решила считать сегодняшний день не пятницей, а, скажем, вторником: самым обычным днем, когда работа над передачей только-только началась, впереди уйма времени и есть шанс все успеть. Помогло. Самоубеждение — великая вещь! Лишь бы только оно не перерастало в самообман.
Из этой спокойной рутины меня выдернул Гурьев.
— Ириша, я был прав, все очень серьезно. Тебе больше не стоит вмешиваться в это дело, — сказал он с мрачным лицом, вытащив меня в коридор.
— А можно хоть узнать, что тебя так напрягло? — поинтересовалась я, про себя думая, что шиш я отступлю, тем более сейчас, когда мы наконец-то приблизились к разгадке.
— Хорошо, я тебе скажу, но только для того, чтобы ты поняла всю серьезность происходящего. Я вчера, как и собирался, встретился с Иваном Богдановичем, братом покойной старушки Кочетовой. Дедок оказался общительным и доверчивым, спокойно позволив мне порыться в бумагах старушки. И там я натолкнулся на странное письмо сына Александры Богдановны. Оно лежало в заляпанном грязном конверте, на котором не было никаких опознавательных знаков. Видимо, его привез Кочетовой какой-нибудь однополчанин сына. Но почерк именно Гошин, так звали парня: я сличил с другими, обычными письмами. Ну, все содержание письма я тебе пересказывать не буду, там много всякой сентиментальной чепухи, а главное заключается буквально в двух строках: парень узнал что-то о делишках командира своей части и все время боялся. Он написал, что командиры торгуют смертью солдат в обмен на смерть других парней, и ждал смерти, прося мать обязательно убедиться в том, что ей пришлют именно его тело.
— Валера, по-моему, это бред сумасшедшего. Гоша явно свихнулся в Чечне, что немудрено.
— Нет, Ириша, он не свихнулся. Его слова означают — там были, кстати, еще кое-какие намеки, — что кто-то из командования продает чеченцам оружие, получая за это наркотики. Если бы Александра Богдановна сунулась с этим письмом как с аргументом для эксгумации, вряд ли дожила бы до этого времени. А тут, наверное, она случайно проговорилась, вот ее и поздравили.
— Ты нашел цветок?
— Нет, конечно, что в квартире можно было найти после похорон? Соседка только сказала, что Александра Богдановна принесла в пятницу подарочный набор из военкомата и ворчала, что сына угробили, а теперь откупиться пытаются. Ей же полагалась какая-то военная пенсия за потерю кормильца.