Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея]
Шрифт:
Из телефонной кабины я позвонил Стюарту Реннеру, заведующему отделом городской газеты «Ситизен». Реннер — славный парень и стопроцентный белый. Мне много раз приходилось иметь с ним дело, и я имел возможность убедиться, что он не негрофоб и не негрофил, а просто искренний и объективный человек. Ну а я и негрофобов и негрофилов считаю в равной мере омерзительными. Белые, которые в отношении нас ведут себя нормально, встречаются редко. Но Стюарт Реннер — именно такой человек. Для него любой гражданин США —
К счастью, он был свободен и мог пойти со мной поужинать. Мы договорились встретиться в небольшом итальянском ресторанчике неподалеку от редакции.
Потягивая маленькими глоточками белое чинзано, я ждал его за удобным укромным столиком, обслуживаемым лично хозяином заведения, сицилийцем, который меня знал. С помощью Тима Форти мне удалось набросать силуэт Арнольда Эбинджера; теперь оставалось наполнить этот образ реальными чертами. В этом деле я рассчитывал на Стюарта. Нет человека, который лучше него знал бы все тайны жизни Спрингвилла.
Наконец он появился — запыхавшийся, как и надлежит уважающему себя журналисту. Какое-то время мы размышляли над меню и в конце концов остановились на фирменном блюде ресторана — спагетти с крабами.
Когда я рассказал ему, в чем дело, он наморщил лоб.
— Что за дела у тебя с Эбинджером? — спросил он подозрительно.
— Ничего особенного, — заверил я его. — Дело в том, что у меня есть клиент, который имеет к нему претензии. Сам понимаешь, что я хотел бы знать, во что собираюсь влезть, прежде чем согласиться заняться этим делом.
— Ну, если ты хочешь услышать дружеский совет, — сказал Стюарт Реннер, отхлебнув чинзано, — то я скажу тебе вот что: держись подальше от него и его дел.
— Почему?
— Потому, что Эбинджер — это очень опасный тип.
— Я протестую! Остановись, Стюарт! Человек с таким лицом, как Эбинджер, не может быть опасным! Ему не позволяет это его положение. Он выше этого.
Стюарт подождал, пока хозяин, наполнявший наши тарелки соблазнительно пахнущим кушаньем, удалился. Потом, наклонившись ко мне, он сказал шепотом:
— Думаю, что ты уже собрал кое-какие сведения об Эбинджере.
— Естественно. Я знаю в общих чертах историю его карьеры: война на Тихом океане, морская пехота, геройство, удачная женитьба, успехи в бизнесе и т. д.
— Эх! — заметил Стюарт, посыпая спагетти пармезаном. — Все это правда, но есть еще и оборотная сторона медали.
— Так скажи, что знаешь!
— Видишь ли, эта война позволила Эбинджеру натянуть на себя новую шкуру. В Чикаго говорят, что в молодости он водился с очень скверной компанией. Входил в банду, причем в крутую. Наверняка стал бы заурядным гангстером, если бы японцам не пришло в голову атаковать Пёрл-Харбор.
— Да, жизнь — странная штука. Война принесла Эбинджеру почет и уважение. По крайней мере, я так тебя понял.
— Не только, — сказал Стюарт, глотая спагетти. — Над его карьерой неустанно работала жена. А ты знаешь, каковы они, эти итальянские
— А вторая нет? — спросил я.
— Не передергивай. Я говорил с тобой не о второй жене, а только о первой и о последствиях ее смерти.
— То есть?
— Арнольд остался вдовцом в пятьдесят девятом году, причем очень богатым. Вначале он был в отчаянии. Целиком посвятил себя подрастающей дочери.
— В пятьдесят девятом году Деборе исполнилось только двенадцать лет.
— Вижу, что ты располагаешь отличной информацией! Да. Он поместил ее в монастырскую школу. А потом его все больше начали интересовать мелкие инвестиции в предприятия, обеспечивающие хороший доход.
— Вроде разных бистро?
— Да, вроде бистро, — подтвердил Стюарт.
— И старые привычки взяли верх?
— Что-то в этом роде. Арнольд купил бар на Восьмой улице. Назвал его «Джованни». Клиентура была пестрая, но он не обращал на это внимания.
— Так что, ты думаешь, что он увяз в контрабанде, шантаже, в торговле живым товаром? А может, и в наркотиках?
— Послушай, Дик, не надо торопиться! — прервал меня Реннер. — Тебе известно, что я знаю этот город. Он поприличнее многих других больших городов. Это не Нью-Йорк и не Чикаго. Однако это не помешало тому, что в шестьдесят девятом Эбинджер уже владел тремя барами и двумя ресторанами, а сфера его влияния несколько сместилась, если ты понимаешь, что я имею в виду. Быть может, какая-то часть операций, связанных с вымогательством и шантажом, совершалась без его ведома…
— И без его непосредственного участия…
— Если хочешь. Теперь о политике. Функционеры, профессионалы по проведению избирательных кампаний, охотно собирались в его заведениях. Арнольд Эбинджер — серый кардинал от политики.
— О нем говорили, что во время избирательной кампании он был агентом республиканской партии.
— И это правда. Уже три или четыре года он контролирует деятельность республиканцев на нашей территории. Он принимал участие, причем очень активное, в выборах сенатора Макги в шестьдесят восьмом году, а также в выборах местных властей: мэра Райана, шерифа О’Мэлли, окружного прокурора Митчелла.
Я отодвинул пустую тарелку и закурил сигарету.
— В итоге, если я правильно понял, Эбинджеру наскучило работать на других, и в этом году он решил поработать на себя.
— Ты прав, — сказал Стюарт и тоже закурил. — Однако признаюсь тебе, что это известие затронуло всех нас. И удивило тоже.
— Почему?
— А вот послушай. Прежде всего — психологический склад этого господина. Арнольд Эбинджер — человек, который предпочитает дергать за ниточки, но не появляться на сцене; и тут вдруг он официально заявил, что будет баллотироваться на пост мэра. Этого никто не ожидал, и эта новость застала нас врасплох.