Моя плоть сладка

Кин Дей

– А кто этот Томсон?

– Местный шериф.

– И он же был шерифом, когда все это произошло?

– Нет, он был помощником шерифа, но тогда старый шериф Милс был болен, и Джим делал за него всю работу.

Старик жил одиноко и был в восторге, заполучив такого слушателя. Он лукаво подмигнул Коннорсу.

– Послушайте-ка, а почему бы вам не пойти ко мне? Мы выпьем пару стаканчиков, и я расскажу вам всю историю.

Коннорс уже знал эту историю из уст Элеаны, и у него не было ни малейшего желания выслушивать ее еще раз. Да и пить ему не хотелось, а в

холле было прохладно и приятно. Он почему-то был уверен, что в комнате старика жарко, и поэтому ответил, что с удовольствием принял бы его приглашение, но ждет звонка.

Старик встал, поймав Коннорса на слове, вызвал дежурного и сказал ему:

– Когда мистеру Коннорсу позвонят, соедините с моей комнатой.

– Хорошо, мистер Макмиллан.

Коннорс поднялся вслед за стариком. Так или иначе, время надо было убить. Комната старика оказалась на том же этаже, что и номер Эда, ее окна выходили на фасад здания. В углу комнаты стоял старый сундук, из которого старик достал на три четверти опорожненную бутылку и два маленьких стакана. Он стал извиняться, что у него осталось так мало вина, и хотел пойти купить еще одну бутылку, но Коннорс остановил его, объяснив, что, если понадобится, у него в комнате есть непочатая бутылка.

Жара понемногу спадала, и легкий вечерний бриз, колыхавший занавески, принес прохладу. Кресло оказалось удобным, а вино хорошим. Версия Макмиллана мало чем отличалась от рассказа Элеаны, но портье помнил гораздо больше деталей и считал Дональда Хайса хорошим человеком.

Макмиллан широко развел руками.

– Во всяком случае, мистер Коннорс, Дон – не первый человек на свете, потерявший все из-за женщины. Такими примерами полна история. Вспомните Самсона, Давида, Париса, Эдди Виндзорского, Марка Антония, лорда Эссекса, Людовика – все это уже было. Не забудьте об этом, когда будете писать свой роман.

– Нет, я все учту, – пообещал ему Коннорс.

– Дон был чудесным малым, – пустился в воспоминания Макмиллан, – всегда готовым оказать услугу или посмеяться. И как хозяин цирка он был очень любим. Если бы он не забрал деньги под закладную и не удрал бы с Тамарой, цирк, безусловно, легко выжил бы. Конечно, Тамара славилась своей красотой, но и Селеста в то время была не хуже. – При этом воспоминании в глазах старика зажглись искорки. – Помню, однажды в антракте монтеры налаживали аппаратуру и в спешке свалили стенку, ограждавшую уборную Селесты. Она как раз сняла костюм и не успела еще надеть другой. Я еще и сейчас помню, как стояла она в свете прожекторов совершенно обнаженная, как статуя во время пожара.

Неожиданно Коннорс вспомнил об Элеане, стоявшей так же при свете рекламы в отеле "Навидад", и дрожь желания пробежала по его телу.

– Но даже оказавшись в таком виде перед мужчинами, разинувшими рты и окаменевшими от изумления, Селеста нисколько не смутилась. С видом женщины, которая знает, что у нее есть все, чтобы завлечь любого парня, она улыбнулась, потом одной рукой прикрыла грудь, другой бедра и спросила нас со своим французским акцентом: "Как вам это нравится?"

– А что произошло потом?

Макмиллан засмеялся.

– Потом появился Дон и навел всюду порядок. – Портье немного помолчал. – Нет, не понимаю, как такое могло случиться с Доном. Он вообще не боялся трудностей. Полагаю, на него напало внезапное сумасшествие. Между прочим, я видел Дона, когда он вернулся из Калифорнии, и он показался мне совершенно нормальным.

– Где? – наклонился к нему Коннорс. – Я хочу сказать, где вы его видели?

– На перроне вокзала. Его ждали не раньше следующей недели, но он приехал на молочном поезде в два часа утра. Тогда Дон не был особенно разговорчив, но я подумал, что ему не терпится поскорее вернуться домой. И только на следующий день, завтракая в закусочной, я узнал о случившемся.

– Но вы сказали, что видели его ночью.

– Всего несколько минут. Я спросил его, удалось ли получить деньги для цирка. Дон ответил утвердительно и показался мне очень довольным. Помню, как он сказал мне: "С теми деньгами, Мак, которые зашиты у меня в поясе, мы отлично преодолеем кризис".

– Он имел в виду деньги под закладную?

– Считаю, что так. Почти все цирковые дела делаются таким способом, по крайней мере, делались в то время.

– А что потом? – спросил Коннорс.

– Потом Дон, насвистывая, пошел по улице и свернул за угол. – Макмиллан снова наполнил стаканы. – Поверьте мне, мистер Коннорс, когда я узнал о происшедшем, я еле смог устоять на ногах и, дунув, меня можно было свалить на землю.

Коннорс отпил немного вина.

– Вы знали, вернее, в цирке знали, что Дональд Хайс неравнодушен к Тамаре?

Старик задумался.

– О себе отвечу – нет! Конечно, Дон, как водится, немного шутил с Тамарой, и она отвечала ему тем же. – Макмиллан пожал плечами. – Но когда один тип хочет уволочь кобылицу другого, он должен или быть совершенным идиотом, или заранее приготовить место, куда он хочет ее угнать. А Дон идиотом не был.

– А сколько времени прошло с момента убийства мужа этой танцовщицы до их побега?

– Скажем, как от настоящего часа до утра. И я не верю, что он собирался это сделать заранее, – защищал Макмиллан Дональда Хайса. – Я больше верю тому, что Дон хотел остаться со своей женой, время от времени позволяя себе немножко развлечься. Но Пабло застал, вернее, мог застать его со своей женой, и Дону пришлось убить его. И тогда, с убийством на шее, ему пришлось навострить лыжи. Это единственное, что Дон мог сделать.

– Пабло был мужем Тамары?

– Верно. – Макмиллан затянулся и выпустил дым. – И если вы хотите узнать еще некоторые подробности, то я вам скажу, что Тамара не мексиканка, она – цыганка.

– Что вы говорите? – подпрыгнул в кресле Коннорс.

– Она была цыганкой. Помимо того, что Тамара была танцовщицей, она еще и гадала на картах.

Коннорс принялся размышлять об услышанном. Само имя Тамара его уже достаточно удивляло.

– Вы говорите, что она была красива?

Макмиллан поцеловал кончики своих пальцев.