Моя подруга – месть
Шрифт:
– Салех! – догадалась Марьяна. – Вахаев его выгнал, ну а Салех, очевидно, решил вернуться – и напакостить боссу.
Ее вдруг обдало стужею:
– Еще счастье, что он не знал, какую ценность ты представляешь для Рэнда, не то…
– Обижаешь, – с укоризной протянул Григорий. – Как это не знал! Отлично знал! Я же говорю: Вахаев приходил вместе с ним. Я так понял, что этот Салех оставил меня на сладкое. Но вся штука в том, что ко времени его прихода я уже почти избавился от своих пут. Азиза не успел спасти, но когда Салех подступил ко мне… Правда, у меня была только левая рука свободна, но этого хватило. Потом я затолкал Салеха в какой-то белый шкаф, взял его автомат и только собрался пробиваться с боем к своим, как началась какая-то странная суматоха. Я на всякий случай влез в тот же самый шкаф…
– О! – воскликнул Васька, хватаясь за голову. – Шкаф, шкаф! Я хотел туда заглянуть, да забыл.
– Твое счастье, – шепнул Григорий. – Твое счастье, юнкер!
Марьяна понадеялась, что Васька ничего не слышал.
– Ты знаешь про Виктора? – осторожно спросила она.
– И про Виктора, и про Женьку… и про Надежду, – с усилием выговорил Григорий. – Хотел бы я знать, какая тварь нас продала? Ведь практически никто не знал, где мы, кроме Нади. А она умрет – не скажет.
– Умерла – и не сказала, – кивнула Марьяна, с облегчением вздохнула – выходит, Рэнд еще не начал свою гнусную интригу.
– Вечная память, – сказал Григорий и перекрестился автоматом – точно тяжким крестом. – А как Санька? Лариса? Они живы?
– Да, живы, оба, – сдержанно ответила Марьяна. – У Саньки был такой припадок, что спит вторые сутки почти без просыпу. А Лариса… ее здесь нет, но, думаю, она жива и здорова.
Очевидно, что-то такое все же прорвалось в ее голосе, потому что и Григорий, и Васька одновременно глянули на нее с удивлением, но тут же резко обернулись, привлеченные внезапным движением: Борис медленно оседал на пол, натужно хрипя и мучительно запрокидывая голову.
Лицо его побагровело, глаза вылезали из орбит.
– Ты что? – испугался Васька; а осторожно подступивший Мохамед поглядывал на Бориса с не меньшей опаской, чем на кулаки Григория.
– Да он задыхается! – закричала Марьяна. – Скорее, освободите его, дайте дышать.
– Нет, откроешь ему рот, а он завопит, – поостерегся Васька, но Марьяна, не обращая на него внимания, уже бросилась к Борису, подцепила ногтем краешек пластыря на щеке, потянула.
– Погоди, сейчас, сейчас…
Рядом присел на корточки Григорий; предусмотрительно приставив дуло к виску Бориса, сказал по-английски:
– Лучше не пищи, понял?
– Да он тоже русский, – прошептала Марьяна. – Из Нижнего.
– О Господи, – пробормотал Григорий. – Это надо же, какое в жизни бывает! Ноев ковчег! Вернее – шведский стол какой-то!
Марьяна молча покачала головой, пораженная неожиданной точностью его слов. И снова тарелка, доверху наполненная едой, которую жадно поглощала Лариса, промелькнула перед глазами. Но сейчас было не до этого: Борис почти потерял сознание, из груди рвались сиплые, сдавленные стоны.
– Да развяжи ты его, – обернулась Марьяна к Ваське. – Не будет он кричать. И вообще – что он сможет? У него вон даже голос пропал. Плохо, плохо ему, разве не видите?
Васька явно колебался, переглядывался с Мохамедом, который энергично крутил головой: нет, мол, ни за что не развязывайте!
– Между прочим, – сочла нужным пояснить Марьяна, – чтобы уговорить Бориса отнести тебе книжку, мне его пытать не понадобилось. Он сделал это добровольно. Да если бы не он… ты бы никогда не узнал, где я. Mы бы так и не спаслись!
Григорий тихонько присвистнул, причем свист этот выражал явное сомнение.
– Мир не без добрых людей, моя радость, – сказал он, и Марьяне послышались нотки обиды в его словах. – Eсли уж кого благодарить, то, конечно, нашего друга Салеха!
Марьяна возвела глаза к потолку. И Васька надулся… Ох уж эта мужская обидчивость!
– Да будет вам всем, – сказала ласково. – Развяжите – вот и все.
Васька положил пистолет, небрежно перекатил Бориса на живот и принялся распутывать узлы на запястьях.
Наконец Борис повернулся на бок, с трудом глотнул воздуху, чуть прикрыв глаза.
Григорий наклонился над ним, вгляделся в лицо.
– Ох ты… Да ведь у парня ломка…
Марьяна закусила губу. Наркокурьер… Значит, угадала! Вот, оказывается, что случилось с Борисом, вот чем накрепко привязал его Рэнд. Ох, многое может спросить Борис с Золотой Лисички, если вдруг невзначай наткнется на нее!
– Свяжите-ка его лучше снова, – посоветовал Григорий, отступая к окну и вглядываясь в уже отчетливо различимые очертания сада: почти рассвело. – От них, этих страдальцев, никогда не знаешь, чего ждать.
Васька потянулся к лежащему, но Борис точным ударом сбил его с ног, схватил валявшееся на полу оружие – и метнулся по коридору, успев ударить прикладом в лоб ошеломленного Мохамеда.
Tот закачался, хватаясь за голову, шатнулся от стены к стене. Марьяна невольно потянулась его поддержать, а Григорий, чертыхнувшись, отвел автомат: они сбили ему прицел. В это время Борис успел повернуть за угол.
Григорий устремился в погоню. Марьяна же, отбросив Мохамеда к Ваське, ринулась следом за Григорием.
Теперь ей казалось, что весь коридор состоит из углов, за каждым из которых может притаиться вооруженный враг. И, о Господи, невыносимо думать, что из-за ее жалости…
Шаги загрохотали по ступенькам. Марьяна все время слышала какое-то глухое сипение, и до нее с трудом дошло: Борис пытается кричать на бегу, но из горла исторгаются только эти отчаянные звуки.
«Он хочет предупредить Рэнда!» – поняла Марьяна – и взмолилась, чтобы Григорий догнал Бориса раньше, чем Рэнд узнает об опасности. Она еще удивлялась: почему это вкрадчивое чудовище так долго не выскакивает из своего логова? Неужели ему до сих пор неизвестно, что теперь он сам стал пленником? Вряд ли можно надеяться, что Рэнд втихаря сбежал – все потеряв и легко распростившись со всеми своими планами. Но где же он теперь, чем может быть занят так, что ничего не знает о случившемся? И где теперь Лариса?