Моя подруга всегда против

Разумеется, сначала мне хотелось бы поблагодарить Сидни и Эйлин Миллингтон, которые, как недавно выяснила наука, оказались самыми лучшими на свете родителями.

За ними следует Ханна Гриффите – лит-агент по профессии, балдежница по призванию, – я бы отдал десять процентов гонорара только за возможность зависать вместе.

Уважительный кивок мистеру Джонатану Нэшу, на чьем примере я постоянно учусь не сдаваться. Джонатан – веселый и умный, он без устали хлопотал в поисках приюта для слепых животных, где из них потом делали дешевый изоляционный материал

Наконец, огромнейшее спасибо моей названной сестре и фее Хелен Гарнонс-Уильяме, чудесной издательнице, прекрасному человеку, продвинутому, пусть и не главному в мире, историку рок-н-ролла.

– Куда, черт возьми, подевались ключи?

Ну вот. Уже опаздываю. А десять минут назад у меня был вагон времени.

Я болтался без дела в промежутке между «рано» и «поздно», выдумывая одно за другим пустяковые и никчемные занятия, добродетельно сопротивляясь зуду самовольно приблизить заветное «пора». Дети, мигом смекнувшие, что на несколько минут я обречен бессмысленно и бесприютно топтать землю, тотчас прилепились к моим ногам – по одному к каждой. И я ходил по дому, волоча ноги, словно на них были башмаки на магнитных подошвах, а мелюзга, подыхая от хохота, брызжа слюнями, палила друг в друга из пальцев-пистолетов, укрывшись за моими голенями, как за колоннами.

А через каких-то десять минут меня трясло в лихорадке опаздывающего. И виной тому были вовсе не дети, но ключи от машины; вернее, ответственный за них – моя подруга Урсула.

– Ну куда, черт побери, куда подевались ключи? – прокричал я в очередной раз с лестницы.

Разум давно покинул меня. Я беспорядочно шарил там, где ключи уж никак не могли заваляться. Проверив все эти невозможные места, я прочесал их по второму кругу – на случай, если в первый раз меня поразила истерическая слепота.

Задыхаясь от изнеможения, глянул через перила, попросил мелюзгу отцепиться и проверил в третий раз. На подходе была последняя стадия бешенства, когда поиски сводятся к распотрошенным подушкам, развороченным половицам и обращенным в труху гипсокартонным перегородкам.

Так и не добившись успеха, я кубарем скатился по лестнице на кухню, где Урсула, укрывшись в коконе невозмутимого безразличия, неторопливо заваривала в кружке чай.

– Ну? – буквально выплюнул я, так меня трясло.

– Что – ну?

– А как думаешь – что? Я тебя уже в третий раз спрашиваю!

– Я не слышала, Пэл. Тут радио работает.

Урсула кивнула на карманный приемник, бубнивший на полке.

– Оно тебя оглушило, да? Где чертовы ключи от машины?!

– Там, где всегда.

– Убью!!!

– Меня? Не думаю, что получится. – Урсула выдержала театральную паузу, медленно размешивая молоко в чае. – Во всяком случае, выхлопными газами меня не одолеешь.

– Р-р-р-р!

И еще одно «р-р-р-р!», чтобы до конца очистить организм от всякой скверны. Вот теперь можно и продолжить спор – с чувством и со вкусом.

– Похоже, ты уверена, что я не смотрел там, где они обычно лежат. Господи, ведь это так пошло – искать ключи там, где они должны быть! Однако, золотце мое, чтобы мы могли взахлеб посмеяться над моей глупой наивностью, скажи, наконец: ГДЕ КЛЮЧИ

– В прихожей. На полке за лампой из вулканического стекла.

– По-твоему, они всегда там лежат? Ты не находишь противоречия в том, что «всегда» – странное слово для обозначения места, в котором ключи до сегодняшнего дня ни разу не лежали?

– Я каждый день их туда кладу.

Я кинулся в прихожую, цапнул ключи и бросился к двери, на ходу судорожно натягивая пиджак. Рука, торопливо нашаривая рукав, взметнулась вверх, как у первоклашки-отличника.

– Наглая, беспардонная ложь!

Секунда – и моя вторая рука захлопнула входную дверь, но Урсула успела-таки крикнуть вслед:

– Хлеба купи!

Часы показывали 9-17.

История, в обманчиво спокойное русло которой вы только что ступили, трагедией не является. Спросите, откуда я знаю? Трагедия – это история о человеке, который носит в себе семена собственной погибели. Я же нахожусь в совершенно иной ситуации – семена моей погибели носит в себе кто угодно, но только не я. А я просто стараюсь высовываться поменьше и надеюсь, что карты лягут поудачнее, – большего мне и не надо. Поэтому технически моя история на трагедию не тянет.

Однако не будем забегать вперед. Ткнем пальцем в любой день календаря – почему бы и нет? – и начнем вместе со мной обычное воскресенье, сразу после того дня, что был отмечен утренней победой в схватке за ключи. Ни малейших предчувствий грядущих событий – ну разве что носится в воздухе нечто неуловимое. Прискорбные случайности не загромождают мою жизнь – полный штиль.

– Пап, сходим на «Лазерные войны»?

– Джонатан, сейчас полседьмого утра, «Лазерные войны» еще закрыты.

– Папа сходит с вами на «Лазерные войны», после того как подстрижет газон.

Значит, сегодня я стригу газон. Во как!

– Газон! Газон! – Питер прыгает на кровати, с каждым прыжком подбираясь все ближе к моим гениталиям.

– Пап, иди стриги газон. Ну, давай скорей! – командует Джонатан.

«Скорей» не получится. Наша газонокосилка питается не столько электричеством или бензином, сколько моим потом. Урсула настояла – она т природы настойчивая – на покупке допотопного тяжеленного железного монстра, изобретенного еще во времена Диккенса для приобщения узников долговой тюрьмы к христианским ценностям. Эта штуковина, видите ли, экологически чище, чем косилки на природном топливе, предохраняющие работника от грыжи. Почему-то всегда так-то, что хорошо для экологии, для меня – смерть.

Тем не менее… Надсадно хрипя, я сражаюсь с травой, дети вертятся вокруг и хохочут, не обращая внимания на угрозу остаться без ног, подруга предлагает заварить чаю, когда я закончу работу (в смысле, чтобы я для нее заварил чай), – чем не образчик семейной идиллии? Человек никогда не ценит прозу жизни, пока ей вдруг не наступит конец.

– Закончил?

Урсула наблюдала из окна, как я прислонил косилку к забору, направился к дому, перехватил ее взгляд, вернулся, уныло очистил ножи и шестерни от намотавшейся травы, направился к дому, перехватил ее взгляд, вернулся, смел обрезки травы в кучку и высыпал в мусорный бак и, наконец, с решительным видом вошел в дом.