Моя последняя ложь
Шрифт:
– Он стоит кучу денег.
Вскоре мы выходим на заднюю террасу, которая тянется от края до края. Около перил стоят деревянные ящики с цветами. По террасе разбросано несколько столиков и кресел «Адирондак». Все они выкрашены в красный, как входная дверь. Два кресла заняты Френни и Лотти.
Обе одеты так же, как Чет и Минди: шорты цвета хаки и майка-поло с эмблемой лагеря. Френни созерцает Полуночное озеро с террасы. Лотти что-то печатает на «Айпэде». Когда мы с Минди выходим из дома, она бросает на нас взгляд.
– Эмма, – улыбается она,
– Это просто замечательно, – соглашается Френни.
В отличие от Лотти, она не встает с кресла, чтобы поздороваться со мной. Я удивляюсь, а потом замечаю, что выглядит она бледной и изможденной. Это наша первая встреча за несколько месяцев. Перемена в ее внешности разительна. Я полагала, что обожаемое озеро укрепит ее дух. Но оказалось совсем наоборот. Френни выглядит старой – другое слово подобрать сложно.
Она видит, что я пялюсь, и замечает:
– Дорогая, я вижу в твоих глазах тревогу. Не думай, что я не замечаю. Но не бойся, я просто устала из-за дел. Уже забыла, как сильно выматывает день заезда: ни одной свободной минутки. Завтра буду как новенькая.
– Тебе стоит отдохнуть, – говорит Лотти.
– А я чем занимаюсь? – резковато реагирует Френни.
Я кашляю, а потом спрашиваю:
– Вы хотели меня видеть?
– Да, боюсь, у нас есть небольшая проблема. – Френни слегка хмурится.
Я вспоминаю, что пятнадцать лет назад наш «Вольво» приехал в лагерь около одиннадцати вечера, и тогда она тоже не улыбалась.
«Я не ждала тебя. Когда ты не приехала вовремя, я решила, что вы передумали».
– Проблема? – уточняю я басом от волнения.
– Звучит очень драматично, да? – отзывается Френни. – Назовем это затруднением.
– Затруднением?
– Да, мы не знаем, куда тебя поселить.
– Ой, – говорю я, снова проваливаясь в воспоминания.
В прошлый раз я сказала что-то в том же духе. Но тогда можно было винить мое опоздание. Девочки заселились в коттеджи. Еще утром их разделили по возрасту. В коттеджах моих сверстниц места не оказалось. Мне пришлось заселиться к тем, кто был на несколько лет старше. Именно так я оказалась с Вивиан, Натали и Эллисон – и немедленно стала бояться их гигантского жизненного опыта, отсутствия прыщей и взрослых, сформировавшихся тел.
Теперь, по словам Френни, все обстоит с точностью до наоборот:
– Я собиралась поселить преподавателей отдельно. Выделить каждой по коттеджу, чтобы вам было комфортно. Но случилась заминка. К нам приехало больше девочек, чем мы рассчитывали.
– На пятнадцать больше, – вставляет Лотти.
– Поэтому преподавателям придется жить с ними.
– А почему бы им всем не заселиться в один коттедж? – интересуюсь я.
– Я ей то же самое сказала, – кивает Лотти.
– В теории это неплохая идея, – объясняет Френни. – Но вас пятеро, а кроватей только четыре. Одному человеку все равно придется жить с девочками, и это окажется несправедливым.
– Мы
– Особняк только для членов семьи, – доносится от перил голос Минди.
Именно там, в углу, она и слушает наш разговор. Сейчас она показывает нам безымянный палец с кольцом. Да, такта ей не хватает, но все понятно. Минди – семья. Я – нет.
– Минди хотела сказать, что я была бы рада принять вас всех, – мягко говорит Френни, – но нам не хватит места. Этот дом бывает обманчив. Снаружи он кажется просто огромным. На деле тут очень мало спален. Особенно если учитывать пятерых преподавателей. А ты сама знаешь, что любимчиков у меня нет. Так что прошу прощения.
– Все нормально, – говорю я, хотя это не так.
Мне двадцать восемь лет, и следующие полтора месяца мне придется жить с незнакомыми подростками. На такое я точно не соглашалась. Но выхода, кажется, нет.
– Не нормально, – говорит Френни. – Это неловкая ситуация, и мне очень жаль. Если ты решишь сесть в машину и уехать домой, я все пойму.
Да, подобная мысль уже успела прийти мне в голову, но сейчас у меня нет дома. В него въезжает та художница, а остальные квартиры в городе наверняка расписаны до августа. Так уж сложилось, как любит говорить Марк.
– Я хотя бы коттедж могу выбрать самостоятельно?
– Сейчас все заселяются, но думаю, стоит рискнуть. Где бы ты хотела жить?
Я прикасаюсь к браслету, кручу его.
– В «Кизиле».
Именно там я жила пятнадцать лет назад.
Френни молчит, но я знаю, о чем она думает. Выражения ее лица быстро сменяют друг друга. Смущение, понимание, гордость.
– Ты уверена?
Да я даже не уверена, не зря ли приехала. И все-таки я киваю, пытаясь убедить и Френни, и себя. Френни покупается на мою браваду и говорит Лотти:
– Размести Эмму в «Кизиле».
Потом Френни поворачивается ко мне:
– Ты либо очень смелая, либо очень глупая, Эмма. Я не могу понять.
Наверное, я тоже. Я приехала, так что во мне хватает и того, и другого.
Пятнадцать лет назад
«Вольво» родителей растворился в ночи и шуме, издаваемом лесными жителями, и я немедленно узнала две вещи. Франческа Харрис-Уайт была жутко богатой, а еще она смотрела на тебя как кинозвезда.
С богатством я могла смириться. В нашем Верхнем Вест-Сайде оно было повсюду. Но взгляд? Я даже на месте замерла в первый раз.
Он был странный. Ее зеленые глаза остановились на мне, словно пара прожекторов. Они освещали меня. Они изучали меня. Я бы не сказала, что пялилась она с жестокостью, – скорее, наоборот, с теплотой и вежливым любопытством. На меня родители-то то так не смотрели, поэтому я особенно не дергалась и позволила ей оценить себя.
– Должна признаться, дорогая, что понятия не имею, куда тебя поселить, – сказала Френни, моргнула и повернулась к Лотти, стоявшей позади. – У нас есть места в коттеджах для младших?