Моя прекрасная повариха
Шрифт:
Мы были такими перед тем, как сбежать из Благословенного края – и я испытала обжигающее облегчение от того, что теперь мы другие. Свобода и искренняя любовь Фьярви вылечили нас.
И теперь мы могли встретиться лицом к лицу со своим прошлым – и победить, подцепив Эленвера на крючок его заносчивости и гордыни. Мы шли к волку, покорно склонив голову, и надеялись, что он клюнет на нашу покорность и смирение.
– Оху… – начал было шеф и осекся, вспомнив, что в его кабинете женщина и ребенок. – Потрясающе!
Вторая я смущенно улыбнулась, но ничего не ответила. Глория провела пальцами по воде и сказала:
– В чаше мы все увидим и сможем за них говорить. Думаю, их можно выпускать.
Мы кивнули, и наши двойники вышли из кабинета. Подойдя к столу и склонившись над чашей, мы увидели, как они идут в сторону камеры, и я сказала:
– Вот, Глория, нам сюда.
– Вот, Глория, нам сюда, – послушно повторил мой двойник, и шеф снова ахнул. Саллеви смотрел с важным торжеством.
– А запись-то ведется? – уточнил он.
– Разумеется! – обиженно воскликнул шеф. – Там двое моих ребят сидят втихаря. За кого вы меня принимаете!
Саллеви не стал уточнять. Наши двойники вышли к камере, и я увидела Эленвера. Судя по его небритому осунувшемуся лицу, украшенному кровоподтеком, шеф Гемини не стеснялся во время допросов. Увидев нас, он удивленно поднялся с койки, но удивление в ту же минуту сменилось торжеством.
Мы пришли. Все было так, как он хотел. Теперь мне нельзя было все испортить. Я примерно представила себе течение нашей беседы и тот угодливый тон, которым мне следовало говорить, и промолвила:
– Вот и мы.
Эленвер подошел к решетке, сжал ее – мой двойник дотронулся до его пальцев, повинуясь движению руки Глории. Ее призрачная девочка стояла в стороне и смотрела с испуганной надеждой: так и должна была стоять порченая дочь – не мешать и не делать лишних движений.
– Я знал, что вы придете, – твердо заявил Эленвер. – Ты всегда была благоразумна, моя дорогая. Это именно то, что я в тебе ценил.
– Мои родители приехали, – сказала я. – Мы можем поговорить?
– Разумеется. Эти сельские держиморды ушли в полном составе на патрулирование. Мы тут одни.
– Там сторож у дверей. Но он нас не слышит. Эленвер, я… ну то есть, мы с Глорией подумали, и… Ты был прав. Мы ведь семья и должны держаться вместе. Мы ведь любили друг друга… и можем все вернуть. Мы ведь можем?
От этих слов мой рот наполняло горечью. Я отрубила бы себе руку, но не вернулась к бывшему мужу. Но Эленвер этого не знал. Вот и пусть он так думает и дальше.
– Моя умница, – Эленвер улыбнулся той улыбкой, которую раньше я считала очаровательной. Теперь она казалась мне похожей на хищный оскал. – Я всегда знал, что ты умница, Азора. Ты отзовешь заявление?
Я помолчала. Мой призрак задумчиво погладил пальцы Эленвера.
– Да, я заберу.
Теперь на лице Эленвера было сытое торжество довольного удава. Он получил все, что хотел. Я заберу заявление, а его адвокат докажет в суде, что слова о причастности к убийству Эвентина из него выбили под пытками – и Эленвер будет свободен. Сейчас близость свободы опьяняла его – и он мог сделать ошибку.
– Что мы будем делать потом? – спросила я. – Вернемся в Благословенный край?
Эленвер рассмеялся и отмахнулся.
– Зачем нам Благословенный край, когда у меня будут земли на юге?
Вся наша компания удивленно переглянулась. Саллеви пробормотал что-то неразборчивое, но определенно бранное.
– Свои земли на юге? Но какие? Откуда? – с интересом спросила я. Весь мой вид так и говорил: я сделала правильный выбор, я восторгаюсь этим мужчиной – и гонор Эленвера заставлял его заглатывать приманку.
– Те, в которых я буду править, – с нескрываемой гордостью заявил Эленвер. – Под Келлеманом была текучая жила, я смог ее забрать. Представляешь, сколько она стоит?
Я представляла. Шеф Гемини хмуро смотрел в чашу – должно быть, прикидывал, можно ли вернуть эту жилу в Келлеман. Это было бы отличной компенсацией за все испытания, которые выпали на долю города.
– Мои помощники уже договорились с Банвийским королевством, – продолжал Эленвер. – Жила приходит к ним, взамен они выбирают меня королем. Не выберут – жила уйдет. А у короля, – взгляд Эленвера теперь был полон меда и соблазна, – должна быть королева. Моя королева.
– Сука-то какая, ты глянь, а, – выдохнул шеф Гемини. – Спер жилу, да…
– Тихо, – шикнул на него Саллеви. – Ваши люди точно все пишут?
– Точно, – буркнул шеф. – Мы не сельские держиморды.
– Эвентин умер из-за нее, – негромко сказала я. Эленвер кивнул.
– Он просто сделал то, что должен был, чтобы мы с тобой жили счастливо, – ответил он. – За свою глупость нужно отвечать… и за желание присвоить чужую женщину тоже. Я нанял одного из здешних головорезов, они отправили его плавать сразу же после того, как дело было сделано. Он-то понял, что болен, хотел уехать… но было поздно. Зато теперь мы богаты!
– Есть! – воскликнул шеф. – Есть признание в убийстве! Ребята, вы там?
В водяной чаше я увидела, как наши с Глорией призраки тают – лицо Эленвера вытягивалось и наливалось смертельной бледностью: он понял, что его поймали на морок, и он только что признался в предумышленном убийстве. В коридоре послышались шаги, и к камере вышли двое полицейских: один из них держал исписанные листы бумаги и помахал так, словно шеф мог его видеть.
– Есть! Да! – шеф, кажется, помолодел на несколько лет. Он выбежал из кабинета, и Глория задумчиво сказала: