Моя прекрасная убийца [Сборник]
Шрифт:
— Кое-что случилось, Франциска. Открой, пожалуйста! — сказал я.
— О господи! — вскрикнула она уже испуганно.
Я слышал, как по линолеуму зашлепали босые ноги, затем замок щелкнул, и на пороге появилась Франциска. Широко раскрыв глаза, она воззрилась на Степановича.
— Что… что случилось? — прошептала она.
— Меня зовут Степанович, — сказал тот. — Я из полиции. Извините, но я должен…
Он растерянно огляделся.
— Нельзя ли нам войти?
Франциска кивнула и отступила. Она была очень бледна, хотя, возможно,
— Слушаю вас.
В комнате царил легкий беспорядок, как всегда бывает в гостинице, когда живешь там некоторое время — ведь негде особенно расставлять всякий хлам, который люди привозят с собой и накапливают: книги, журналы, почтовую бумагу, какие-то кремы, таблетки, дезодоранты, бижутерию, тряпичные игрушки…
— Вы пришли по поводу убийства Альфреда Ладике, да? — спросила Франциска уже спокойнее и увереннее.
— Не совсем! — сказал Степанович. Он слегка замялся.
Я не ожидал, что он может растеряться. С кем бы он ни говорил до этой минуты — с полицейскими, гостиничными служащими, с Циротом или со мной — всегда был сама невозмутимость.
— Где вы провели вечер, фройляйн Янсен? — задал он, наконец, вопрос. — Начиная с половины одиннадцатого.
— Какой вечер? — спросила Франциска. Она схватила меня за руку, как будто почувствовала опасность.
— Этот вечер, — пришел я на помощь. — Господин Степанович хочет знать, куда ты уходила, когда тебя не было с нами в зале.
— Я… я… — она запнулась. — Но зачем это ему? Какое это имеет отношение к истории с Ладике? Ходила гулять по дороге, которая ведет к бухте. Мне было нехорошо. Я хотела выйти на свежий воздух. Почему он спрашивает?
— Вы видели фрау Цирот, когда дышали свежим воздухом? — хотел знать Степанович.
— Нет, — тихо сказала Франциска. — Что с фрау Цирот?
— Вы знали, что она здесь?
— Да…
— Вы знали, что она живет в отеле «Метрополь»?
— Да, да. Их багаж везли на тележке, на которой было написано «Метрополь», — сказала Франциска.
— Вы ожидали этих людей? Как это сказать… Следили за ними? — спросил Степанович.
— Нет, — вмешался я, — фройляйн Янсен узнала о прибытии Циротов совсем случайно. Мы вместе сидели в ресторане у причала и вдруг увидели, как супруги Цирот приплыли на пароходе.
— Спасибо, коллега! — сказал Степанович.
— Пожалуйста, — ответил я.
— Коллега? — Франциска выпустила мою руку и удивленно уставилась на меня.
У меня сердце оборвалось внутри. Теперь все пропало!
— Как это — коллега? — Она отступила на два шага, как от прокаженного.
— Да, вот так, — только и сказал я.
Она даже охрипла от возмущения.
— Ты работаешь… в полиции?
— Да, — сказал я, — но…
— А твоя симпатия ко мне, внимание, заботы — это все по долгу службы, да?
— Да нет же, Франциска! — я протянул к ней руки. Мне уже было наплевать на присутствие Степановича.
Глядя на меня сузившимися глазами и кусая губы, она отступала все дальше.
— Если ты скажешь, где ты была после половины одиннадцатого, все будет в порядке! — сказал я.
— А если не скажу, не будет? — с вызовом спросила она. — Да что же такое ужасное случилось после одиннадцати?
Вмешался Степанович:
— Фрау Цирот, которая в последний раз видела вас с тем мужчиной в Гамбурге, убита сегодня вечером, — сказал он мягко. — Кто-то ударил ее ножом в горло.
— Нет! — простонала Франциска, закрыв лицо руками, и пошатнулась.
Я подошел к ней и обнял за плечи. Она передернула плечами, как будто ей вдруг стало холодно.
— Оставь меня! — сказала она еле слышно и вдруг закричала: — Так арестуйте меня! Что же вы меня не арестовываете?
У нее началась истерика. Она сжала кулаки и стала стучать себя по вискам:
— Посадите меня в тюрьму! Посадите! Я ведь была там, у моря, не так ли? Так не тяните, арестовывайте!
Рыдая, она бросилась на кровать. В соседней комнате кто-то возмущенно постучал в стенку. Было полвторого ночи. Она лежала такая маленькая, беспомощная и вся тряслась от рыданий.
Мы со Степановичем стояли, потупя взор. Я чувствовал себя совершенным негодяем. Время шло. Оно не останавливается. Но еще никогда оно не тянулось так мучительно долго.
Когда рыдания стали понемногу стихать, Степанович сказал:
— Я очень сожалею, но вынужден просить вас следовать за мной, фройляйн Янсен. Вы задержаны по подозрению в убийстве фрау Цирот. Пожалуйста, соберите свои вещи. В вашем распоряжении тридцать минут.
Она повернула заплаканное лицо к Степановичу:
— Выходит, я… я… арестована?
— Да, — сказал он, не двигаясь с места.
Я исчез для нее, и так продолжалось все эти ужасные полчаса, на протяжении которых Степанович стоял у окна, а я, прислонясь к стене, изучал носки своих ботинок. Франциска молча растолкала по чемоданам свои вещи и оделась, закрываясь от нас халатом. Наконец, она сказала:
— Я готова!
Степанович взял один чемодан, я схватил другой, прежде чем она успела мне помешать. Она вышла первой. Я замыкал шествие. В дверях я еще раз оглянулся. На ночном столике остался акулий зуб. Я вернулся, сунул его в карман и погасил свет.
Спускаясь по лестнице, я потихоньку спросил у Степановича:
— Что с ней будет дальше?
— Я отвезу фройляйн Янсен в Сплит, в суд, — ответил он. — Пароход туда отходит через час.
У входа в отель ждал промокший полицейский. Едва мы вышли, он распахнул дверь автомобильчика. Франциска села в машину, даже не взглянув на меня. Полицейский с двумя чемоданами примостился на крошечном заднем сиденье. Степанович сел за руль и протянул мне руку через открытое окно машины.
— Счастливо оставаться, господин Клипп, — сказал он.