Моя прекрасная убийца [Сборник]
Шрифт:
— И вам тоже?
— А что, возможно, — сказал Кох, равнодушно махнув рукой. — Но как работнику я отдаю ему должное: очень исполнителен и аккуратен. Все делает так, что комар носа не подточит, господин комиссар!
— Да, — сказал я, вставая. — Это точно, аккуратист.
Аккуратность господина Цирота стоила мне нескольких часов беготни по универмагу и массы допросов, а результат был столь незначительным, что к вечеру, ошалев окончательно, я сидел в столовой универмага, пытался прожевать холодный бифштекс и чувствовал себя, словно мышь, упавшая в ведро.
Это
Подобная атмосфера настолько мне опротивела, что я предпочел бы присутствовать при убийстве ножницами— по крайней мере, это было бы более честное и откровенное проявление человеческих чувств. Ханжество и злопыхательство, которыми был пронизан универмаг, произвели на меня тяжкое впечатление и, чтобы отвлечься, я с некоторым интересом, мне обычно не свойственным, проводил взглядом обтянутые сатином бедра официантки, которая принесла кофе.
Желая сменить обстановку — впрочем, о свежем воздухе в центре большого города все равно нельзя было и мечтать, — я покинул кафе в империи господина Штрак-майера и быстрым шагом прошел пару кварталов до туристического бюро, где Франциска Янсен заказывала билеты и отель. В витрине у входа красовался плакат «Проведите солнечные дни в Далматин!» Под надписью загорелый, узкобедрый и широкоплечий юноша-атлет, облокотившись на живописную скалу, махал девушке, столь же образцовой — загорелой и полногрудой, которая плескалась в средиземноморских волнах, не забывая ослепительно улыбаться.
Художники, создающие подобные рекламные шедевры, равно как и те, кто их заказывает, всегда казались мне поразительно бессовестными людьми. Нужно быть особенно толстокожим, чтобы спокойно спать по ночам, одурачив такое несметное множество людей. Но это так, к слову.
К счастью, в бюро путешествий было прохладно, а у девушки за стойкой оказались такие большие черные глаза, что у меня сразу поднялось настроение.
— Я хотел бы посоветоваться с вами, — сказал я девушке.
— Пожалуйста, слушаю вас! — ответила она и одарила меня профессиональной улыбкой, которой нужно специально учиться, чтобы продавать жидкое мыло, масляные кремы, картины или путевки на курорт. И учиться хорошенько, чтобы никто не догадался, насколько безразличны тебе и покупатель, и товар.
— Вы хотели бы отправиться в путешествие уже в этом году? — спросила столь хорошо умевшая улыбаться девушка.
— Да, — кивнул я. — Лучше всего — на следующей неделе. Можно это устроить?
— У нас все возможно.
Дальше я услышал то, что примерно и ожидал.
— Цены у нас разные. Можете, к примеру, заказать кругосветное путешествие за 10 тысяч марок и более. А можете всего за 200 марок, включая расходы на лечение, провести две недели в Люнебургской Пустоши. И то, и другое — реально, и оба путешествия укладываются в двухнедельный отпуск, — с полной серьезностью принялось объяснять мне прекрасное дитя.
— Гм, — сказал я и задумчиво почесал подбородок, как бы прикидывая, выбрать первое или второе.
— А куда бы хотели поехать вы сами, можно спросить? — осведомился я.
Девушка покраснела, что меня даже напугало — настолько я отвык видеть краснеющих девушек. Они стали такой же редкостью, как извозчичьи дрожки, гражданское мужестве и цилиндры.
— В Венецию, — сказала она смущенно, — но только не сейчас. В конце сентября…
Я сопоставил выбор маршрута со способностью краснеть и решил, что эта девушка получила консервативное семейное воспитание.
— Вот оно как, — сказал я. — Тогда, конечно, другое дело — свадебное путешествие! Заранее поздравляю!
Девушка улыбнулась уже не по долгу службы, а от души.
— Спасибо! — сказала она.
— Да. Свадебное путешествие — это прекрасно. Но что, спрашивается, делать в Венеции такому одинокому холостяку, как я? Нет, лучше мне двинуть на юг. Что вы мне сможете предложить?
— Если вы хотите поехать на юг один, это тоже возможно. Но тут будет сложнее, поскольку одноместных номеров вообще меньше. Я должна посмотреть, сможем ли мы в ближайшее время что-нибудь для вас сделать.
— Одна моя сотрудница сейчас отдыхает в Югославии, — сказал я. — На острове в Адриатике. Сняла одноместный номер. Остров называется Хвар, или что-то в этом роде. Там, должно быть, очень хорошо.
— Минуточку, — сказала девушка, достала с полки толстую книгу и принялась листать.
Я вспомнил Хвар под серым дождливым небом, мокрые камни на ночной дороге, сломанный «дворник» на машине Степановича. Потом вспомнил Франциску, которая сейчас пребывала где-то в тюрьме Сплита. Что с ней? Допрашивали ли ее? Разрешили ли ей оставить у себя акулий зуб? Не призналась ли она, отчаявшись, в убийстве?
— Вот Хвар, — сказала консервативная девушка и повернула толстую книгу так, чтобы я смог разглядеть фотографии. — Когда бы вы хотели туда поехать?
— Чем скорее, тем лучше, — ответил я.
— Подождите минуточку! — Девушка взяла толстую книгу и направилась к господину в очках с золотой оправой, который сидел за столом и разговаривал по телефону. Господин был неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать, и сорок пять. Как видно, его телефонный собеседник был персоной значительной. Господин старательно делал серьезное лицо, постоянно кивал, даже кланялся перед телефоном, то и дело приговаривая:
— Разумеется! Конечно, сегодня же!
И тому подобное.
Девушка почтительно стояла перед ним с толстой книгой и терпеливо ждала.
Недалеко от меня, за стойкой, другая сотрудница бюро уговаривала пожилую супружескую пару. Муж хотел в горы, а жена — на озера. Требовалось достигнуть компромисса, чтобы на период отпуска в семье воцарился мир и покой. На стене висела чертова уйма плакатов. Куда они только не зазывали! В Индию! Бог мой, в Индию! Как я хочу в Индию! В Мексику! Солнечная Малайзия приглашала к себе: «Курорт даст вам новые силы!» Чайки, сосны, фонтаны, замки, самолеты, пароходы! А в промежутках— обнаженные наполовину, и даже на три четверти красотки — всех цветов кожи.