Моя профессия ураган

Тимуриды Люда и Игорь

Почему-то лекарь уже стоял рядом со мной и с странным ужасом смотрел на арбалетик. Там поперек шла надпись — Аниа. А потом взял два трупа и потащил их на улицу.

Они все стояли смирно, вытянувшись.

Я суровая — с ужасом подумала я краем сознания. Но другая часть моя продолжала смотреть на них с невиданной властью и суровостью во взоре, с детства привыкшей отдавать приказы и умеющей это сделать. Хотя, может быть, это мне и не очень нравилось, но меня никто не спрашивал. Одна часть меня ежилась, из-за того, что делала другая. И мне не понравилось, что она холодно и привычно делала. Я хорошая!

Непонятно почему я попыталась улыбнуться и снова стать хохотушкой. И смыться отсюда побыстрее. Похоже, я совсем забылась.

Я

даже не поняла, какую глупость делаю. "Женихи" с ужасом смотрели на меня из углов. Захотеть погладить очаровательную деревенскую девочку-простушку и коснуться вместо этого настоящей тэйвонтуэ. Представляю, какой у них шок, — с юмором подумала я, весело глядя на них. Почему-то я не могла не улыбаться их виду.

Я тряхнула кудрями. Это была ошибка. Пятеро франтов, пришедших с этим Лордом, пришли в себя и окружили меня с циничными ухмылками на лице. Похоже, они ничего не поняли. Или у них тоже были здесь охранники, или я вела себя как дура.

Я пыталась успокоиться и не убить их, поскольку я настоящая леди, но "Я" настоящая никуда не ушла, и была тут, под тонким слоем. И занятая этой внутренней борьбой, лишь теперь сообразила, по моему из-за еще недавнего сумасшествия, что глупо было возвращаться в состояние деревенской хохотушки…

Но голова, видно, моя не слишком хорошо работала.

Представляю, как это выглядело в их глазах, и какой я стала растерянной.

Настоящая деревенская простушку, откуда-то нахватавшаяся приемов, что было не редко в этом мире тэйвонту. Мне всегда говорили, что моя игра гипнотизирует, так что при контакте мало кто сомневается… Как бы ни было нелепо… Но тут, похоже, я переиграла. Да и, наверное, они знали всех тэйвонтуэ… Да и сами, возможно, были воспитанниками тэйвонту.

— Маленькая сучонка, — сказал один из них, самый отвратительный, выступив вперед. — Неужели ты думаешь, что это сойдет тебе с рук? Ты думаешь, что вернешься к своему жениху целенькой, надеясь на дурацкие древние правила? О чести возомнила? — спросил он вкрадчиво.

— Что?!? — тихо произнесла я. Начисто забыв окружающее. Хохотушка исчезла быстрей, чем я успела это понять, как и благие намерения. Для меня это были больше не люди. Как всегда, когда нарушались законы Древней чести и преклонения перед женщиной, это оставались только смердящие звери, которых надо было побыстрей уничтожить самой ужасной смертью… Я видела как всегда лишь оскаленные хари животных псевдочеловеков, этих оборотней… И моя страшная и грязная работа была освобождать и хранить общество от них, пока они не причинили горя невинным детям, девочкам, женщинам… никаких сомнений и колебаний никогда не возникало… Достаточно было хоть раз увидеть жертв их насилий и глумлений, сломанных и оскверненных нечеловеческими унижениями, чтобы рука никогда не колебалась… Большого труда стоило воздерживаться от страшной черной ненависти к ним и их вдохновителям этой "свободы" Зверя…

— Что ты сказал? — вкрадчиво, чтоб не спугнуть, спросила я. Мне надо было, чтоб он лучше раскрыл свою сущность, хоть я ее и так видела, но меня всегда обвиняли в излишней и неоправданной беспощадности, и не хотела упреков от отца, что опять убила сравнительно хорошего служащего лишь за болтливый язык…

Но я только хмуро улыбалась. Честь — это было реальное и объективное качество.

Это не была отвлеченность. Это был тот уровень развития — нет, выявления духа — когда некоторые поступки были просто невозможны. Человек просто не мог этого даже представить, а не то что совершить или сказать. От того, чтоб не изнасиловать или соблазнить прекрасную девочку, оказавшуюся полностью в его власти, он сдерживался не моралью и не стыдом — он просто не знал этого. Он не мог ударить или оскорбить ребенка, обидеть женщину, унизить кого-нибудь, издеваться или глумиться над слабым. Более того — он не просто не мог — он был защитником. Это был просто объективный уровень духовного развития, светимости сердца, который назывался "кольцо чести". Просто уже никакие вещи не могли пробить свет его сердца. Точно так же, как фиолетовый цвет может состоять из сочетаний других цветов — красного, зеленого и т. д., хотя мы видим синий оттенок, — так я безошибочно с детства видела Честь как уровень духа. Хоть она складывалась из разных частей… У такого человека даже не может быть тех мелких грязных мыслей и страстей, которые делают зло возможным. И, по моему мнению с раннего детства, люди, объективно лишенные Чести, как бы они не боялись закона, не имели право на существование…

Я напряженно смотрела на этого человека, словно подталкивая его — давай, давай — забыв, кто я и где я. Впрочем, прошло, наверное, меньше секунды…

Он все-таки почуял что-то нехорошее, и отступив, оборвав речь… Когда я опять взглянула чуть в сторону в это искажающее зеркало, я краем сознания снова увидела чеканный суровый женский лик с громадными глазами, сияющими как лазерные прожекторы… Надо будет купить себе такое зеркало — мелькнула далекая циничная мысль, и смотреть в него всегда… Но это была очень далекая мысль. Вся сейчас я была здесь и Сама…

— Ну давай, давай, говори… — забывшись, тихо прошептала вслух в напряжении я, облизав губы.

Он еще шагнул назад, а потом, опомнившись, шагнул вперед.

— Ты, сука! — тихо сказал он. — Я научу тебя повиновения мужчине! Слишком вас славинцы разбаловали. Женщина — животное, и ты должна молчать в присутствии мужчины и подчиняться во всем любому господину! Женщина не человек… Церковь права! Пора поставить вас на место!!!

— Да!?! — я уже поплыла. Во мне что-то вспыхнуло неконтролируемое и мощное…

Оно улыбалось. Я выпрямилась во весь рост, так что его товарищи вжались в стенки. Только он один застыл, непрерывно глядя на мою руку. Пламя и огонь переполняли меня, буквально идя сквозь меня факелом… Все благие намерения сдерживаться исчезли как пар в пламени. Просто исчезли и все, точно я нависла над ним исполинской бесконечной мощью. Сейчас я была все, а это ничтожество — ничтожное животное, лицо которого стало пепельным.

Точно все тело мое наполнилось силой… Я увидела перекошенные в ужасе лица мужчин. Из глубины моей души подымался какой-то огненный священный поток могучей и светлой энергии, буквально крутивший мной и распрямлявший меня, когда казалось некуда больше… По позвоночнику бежал ток энергии, делавший его железным… Мне казалось, что я, маленькая, для них стала выше ростом… В глазах неведомо откуда появившейся тэйвонтуэ с аэнцем читался восторг и страх!

Но Я знала, что осквернивший Честь и Звание обречен… Я медленно подняла пустую руку ладонью к нему в странном жесте власти, как мне откуда-то показалось, означавшем смерть… Его теперь никто не стал бы спасать во всех Мирах…

И тут мой перстень попал в луч света, окружившись странным безумно завораживающим прекрасным сиянием, так что знак Дорджиа словно засиял изнутри моим собственным светом. Глаза всех неотрывно приковались к перстню. Если до этого их лица были пепельными, то тут они стали белыми, а глаза — громадными от ужаса; рты округлились в немом крике. Этот, стоящий впереди всех, обреченно стал опускаться на колени…

— О Боже, — затравленно прошептал кто-то из его спутников, — перстень со

Знаком Верховной Власти! Это Властительница!!! — его просто перекосило от отчаянья и страха.

Закрывая глаза руками, люди в комнате в потрясении опускались на колени, и эти пятеро были первые… Лицо их главаря было бело как снег, он неотрывно глядел на перстень, облизывая губы, а руки его тряслись, будто уже мертв…

Всего лишь мгновение прошло после того, как перстень засветился, а за спиной стоявшего на коленях человека, лишенного моей волей Чести, появилась та тэйвонтуэ, уперев ему в голову арбалетик. Но он только покорно согнул голову.