Моя профессия
Шрифт:
Бывшая узенькая Тверская улица с низкими домами по бокам превратилась в широкую улицу Горького. На ней нет трамвая, машины по четыре в ряд двумя встречными потоками движутся по ее асфальту. Немногие большие дома увезены в сторону, а вместо маленьких домов возникли огромные здания, занимающие целые кварталы. Вдоль расширенных тротуаров в одну ночь выросли многолетние деревья и улица превратилась в липовую аллею.
На Тверском бульваре нет памятника Пушкину. Вместе со своим пьедесталом, вместе со старинными фонарями он торжественно пересек улицу и стоит сейчас в центре площади, а позади него, на том месте, где когда-то был монастырь, цветет окаймленный красным гранитом сквер и бьют фонтаны.
Мамоновский переулок получил
И если бы не передвигалась Глазная больница, не расширялась улица Горького, не были построены новые дома, не забили фонтаны, не протянулась аллея лип – не было бы и нашего театра, потому что все, что происходило на улице Горького, само по себе тоже является только маленькой частью того, что совершалось во всей стране.
Что уж тут говорить о липовых аллеях, когда в пустынях выросли леса, или о фонтанах, когда по новым руслам потекли реки, или о многоэтажных домах, когда в тех местах, где не было даже избушки, возникли города с фабриками и заводами!
Вместе с перестройкой всей жизни страны с быстротой невиданной и невероятной возникла и новая, социалистическая культура. Сотни тысяч школ, тысячи техникумов, университетов, институтов, музеев, библиотек. И на гребне этой волны поднялось искусство.
Русская и мировая классика пришла к народам востока и запада, севера и юга Союза Советских Социалистических Республик. Островского и Горького, Шекспира и Мольера стали играть на своем родном языке таджики и киргизы, якуты и карелы. Чайковский и Шопен, Глинка и Бетховен зазвучали и в деревнях и в горных аулах.
Возникла многонациональная советская литература, оперная и симфоническая музыка, открылись государственные драматические и оперные театры и на Украине, и в Грузии, и в Армении, и в Азербайджане, и в тех республиках, народы которых до революции совсем не знали профессионального театра.
Среди новых видов театра возникли и театры, которых никогда не было, не могло быть и нет ни в одной капиталистической стране: большие государственные театры для детей. Вместе со школами и Домами пионеров, вместе с книгами детских писателей, тысячами кружков юных техников, биологов, авиамоделистов, музыкантов, художников театры для детей включились в великое дело воспитания будущих граждан страны. И как одна из новых форм театра появились и театры кукол.
В тот день, когда в моей комнате раздался телефонный звонок и незнакомый голос из незнакомого учреждения сказал, что меня просят зайти для переговоров об организации театра, во многих местах страны раздавались такие же звонки и происходили такие же разговоры – о создании лаборатории или опытного участка цитрусовых, организации школы или журнала, открытии нового цеха или проекте оросительного канала. На вопрос, как и почему возник наш театр, есть только один ответ: «Потому что в семнадцатом году произошла Октябрьская революция». Если бы ее не было, неоткуда было бы и звонить, потому что не было бы и Дома художественного воспитания детей, а на его месте, вероятно, кто-нибудь построил бы «доходный дом». Кукольный театр – дело хоть и нужное, но совсем не доходное.
Длинный разговор
В
Чтобы мне не было скучно, девушка старалась занять меня разговорами, а так как вестибюль для разговоров место не очень подходящее, то мы прошли на балкон зрительного зала. Сверху был виден безлюдный партер. Девушка объяснила мне, что в этом зале играет Госцентюз – Государственный центральный театр юного зрителя, находящийся в подчинении у Дома художественного воспитания детей. Здесь же будет играть и театр кукол.
Я стоял и смотрел на плотно закрытый занавес, на молчаливые ряды пустых кресел. Значит, наступит такой день и час, когда на этой самой сцене состоится спектакль театра, которого еще нет. Придут шумные ребята. Рассядутся в креслах. Прозвенит первый звонок. Второй и третий. Погаснет свет в зале. Сразу затихнут ребята. Заиграет оркестр, и медленно откроется занавес.
Что же это будет за спектакль? Какая пьеса? Какие актеры будут ее играть?
Раз меня позвали сюда для разговоров об организации театра, значит, от меня, вероятно, и ждут ответов на эти вопросы, а я ни на один из них ответить не могу. Вот и сейчас, разговаривая с незнакомой девушкой, я говорю что-то невнятное о том, что, как мне кажется, куклами надо играть то, чего не могут сыграть люди, – иначе незачем делать кукол. Но что это такое – «то, чего не могут сыграть люди», я объяснить не умею. Это тем более меня смущает, что в течение разговора мне все больше и больше становится ясным, что мой партнер по беседе – человек, в театре понимающий и, несмотря на свою молодость, умеющий и думать ясно и мысли свои излагать точно.
Вошел секретарь и сказал, что директор освободился и ждет. Девушка проводила меня до двери кабинета.
Очень часто мне хочется вспомнить лицо этой девушки, но, как я ни напрягаю свою память, из этого никогда ничего не выходит. И не потому не выходит, что с тех пор прошло слишком много времени, а потому, что время это было непрерывно, и как начали мы с ней пятьдесят лет назад говорить о том, каким должен и каким не должен быть кукольный театр, так долгие годы разговора этого и не прерывали. И трудно мне было, глядя на взрослую седую женщину, мать двоих детей и бабушку пяти внуков Ленору Густавовну Шпет, вспомнить ту двадцатишестилетнюю девушку, которая с первого же дня организации театра приняла в нем самое горячее участие, вначале как работник театрального сектора Центрального Дома художественного воспитания детей; потом, когда театр получил самостоятельность, она стала заведующей его литературной частью, одним из самых активных строителей театра, одним из ближайших моих друзей и советчиков не только по вопросам репертуара, но и по многим вопросам театральной жизни.
Теперь Леноры Густавовны нет. Она умерла в сентябре семьдесят шестого года. За несколько дней до ее смерти мы обсуждали с ней рукопись той самой книги, которую вы сейчас читаете.
Тогда, в тридцать первом году, я совсем не думал о том, что с позвонившей мне девушкой буду в течение почти полувека встречаться чуть ли не ежедневно. Тогда я распрощался с ней и вошел в директорскую дверь.
Короткий разговор
Был я у директора недолго. Никаких репертуарных деклараций он от меня не требовал, так как сперва необходимо было выяснить чисто организационные вопросы. Для этого я должен был составить приблизительное штатное расписание (сказать, сколько нужно актеров, музыкантов, художников, рабочих сцены) и смету расходов и доходов, чтобы определить, какая будет нужна дотация, то есть сумма денег на покрытие убытков. Вряд ли доходов от спектаклей будет достаточно, чтобы оправдать все необходимые расходы.