Моя профессия
Шрифт:
Я не хочу этим сказать, что режиссер вовсе не вправе гордиться успехом спектакля. Соединить воедино все его элементы, быть чутким в отборе лучшего – это большой труд, но основное и самое главное в этом труде – суметь полностью и до конца использовать свойства и таланты участников спектакля, не задушив личное и живое в каждом.
Если бы моей задачей было написать руководство по режиссуре, то есть говорить не о том многосложном «как было», в котором принимали участие десятки людей, а о некоем идеальном «как должно быть», в котором люди только «предполагаются», – мне, естественно, не пришлось бы говорить о
Но такой задачи я себе не ставил.
Так же как и в первой части, я буду рассказывать о работе, которая уже проделана, и поэтому не только не имею права, но и фактически не могу не говорить о тех, от кого вся эта моя полувековая режиссерская работа непосредственно зависела.
Десятки спектаклей, поставленных мною за эти годы, были неравноценны по своему качеству. В каждом из них, даже в удачном, что-то не удалось, а некоторые мне кажутся совсем неудачными.
Я не собираюсь сваливать неудачи на авторов, актеров или художников. Наоборот, я считаю эти спектакли прежде всего моими личными неудачами, тем более что режиссер и руководитель театра ответствен и за выбор пьесы, и за игру актеров, и за работу художника. Скорее автор, актер или художник имеют право жаловаться на режиссера за то, что он не сумел понять пьесу, или заставлял актера неверно и противоестественно для данной актерской индивидуальности трактовать роль, или сузил возможности художника.
Режиссер же, после того как спектакль поставлен, не может говорить: «плохая пьеса», «плохой актер» или «плохой художник», – снимая с себя ответственность за результат.
Не полюбив чего-то основного в пьесе, он не должен ее ставить; не веря в возможности актера, не любя его индивидуальность, не имеет права предлагать ему данную роль; не поняв и не полюбив эскизов художника, не должен отправлять их в производственные мастерские.
Ошибки в каждом спектакле он обязан считать и своими ошибками.
Мы с вами очень часто и на больших творческих или производственных совещаниях, и на художественном совете, и в повседневных встречах на репетициях обсуждали ошибки в выборе пьесы, в характере кукол и декораций, в исполнении ролей, в композиции или общем решении спектакля.
Анализируя эти ошибки, мы часто расходились в их оценках, и то, что один считал неверным, другой считал правильным; то, что один считал ошибкой актера, другой – ошибкой автора или художника. Вовсе не всегда все были согласны с моими оценками, и не всегда я соглашался с оценкой каждого.
Неизбежно и сейчас, при описании моей режиссерской работы и работы тех, с кем я был связан в каждом спектакле, мой анализ и оценку спектаклей или отдельных моментов репетиционного процесса многие из вас найдут не всегда верными или неточными.
Во всем совпасть с мнением каждого, в том числе и ближайших моих друзей и товарищей по работе, я, естественно, не могу, и единственно, чего боюсь, – это обидеть кого-либо упоминанием о той или иной неудаче, либо отсутствием упоминания об удаче в том месте, где это, по мнению данного человека, было бы необходимо.
Всеми силами я постараюсь быть предельно справедливым и чутким к каждому.
Но если книга моя не руководство, то одновременно она и не монография о нашем театре. Исторический порядок изложения будет в ней сохраняться
О многих спектаклях я не буду писать вовсе, если они не повлияли на возникновение следующих или не были очень большими неудачами, анализ которых необходим, так как и неудача может пойти на пользу, если причину ее поймешь.
Следовательно, мною не будут описаны многие роли, а значит, не будут упомянуты и многие актеры, связанные с этими ролями.
Об одном и том же спектакле мне придется часто говорить в совершенно разных главах книги, если он может послужить конкретным примером раскрытия разных тем: зрительского восприятия или конструкции ширм, драматургии или анатомии кукол.
И наоборот, несколько спектаклей, поставленных в совершенно разное время, могут объединиться в одной главе, если именно на них легче всего проанализировать определенную тему. А раз так, то и об участниках работы над этими спектаклями я буду говорить только в связи с решением той или иной темы.
В этой книге не будет творческих биографий актеров, художников, авторов и композиторов нашего театра с оценкой и анализом их личного творчества, потому что, повторяю, я не собирался да и не смог бы писать монографию о нашем театре.
Тема второй части книги остается той же, что и первой ее части. Она определяется названием «Моя профессия».
Только об этом я пишу и только свою работу ставлю на суд читателя. Но так как работа эта связана с вами, моими спутниками, помощниками, друзьями, и так как со многими из вас я работаю десять, пятнадцать, двадцать, тридцать, сорок и больше лет – то есть с самого основания нашего театра, – стремясь к единой цели создания нужных, полезных, интересных спектаклей, то вас первых я и должен благодарить за счастье этой работы. За постоянное ощущение взаимной помощи, за знания, которыми обогатили меня ваши таланты, ваши мысли, ваша преданность театру.
До свидания! До скорого свидания!
Мы еще много раз встретимся с вами и на страницах этой книги и в работе над новыми спектаклями.
Искренне преданный вам
С. Образцов
Глава первая
Рождение театра
Тверская улица Горького
Весной тридцать первого года мне позвонили из Центрального Дома художественного воспитания детей и попросили прийти для переговоров об организации при этом Доме кукольного театра.
Сказали адрес: Тверская, Мамоновский переулок, 10; слезать с трамвая на остановке против Глазной больницы, находящейся на углу этого переулка.
Я не поехал на трамвае, а пошел пешком вдоль Тверской улицы, мимо памятника Пушкину на Тверском бульваре, мимо стен Страстного монастыря. Дошел до Глазной больницы и свернул в переулок.
Дом художественного воспитания детей называется сейчас Институтом художественного воспитания и переехал на улицу Разина, отдав это здание, которое и до сих пор стоит на том же самом месте, целиком Московскому театру юного зрителя. И найти его ни по старому адресу, ни по старым приметам сейчас уже невозможно.