Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Я с досадой смотрел, как он использует акварельные карандаши, заняв весь стол в гостиной к моему приходу. Хотя, надо признаться, чья-то идея запихнуть акварельные краски в корпус для карандаша мне понравилась. Мамору еще плохо кистью владел, линии выходили неровные, но карандашный корпус краску поддерживал, а стержень определенной толщины помогал регулировать выходящие линии. Можно было наводить штриховку, смешивать мягко разные тона. Или разбавлять водой, наводя акварельные облака нежных оттенков по бумаге во всех или некоторых местах.
— Па, хочешь попробовать? — поинтересовался мальчик, повернув ко мне лицо в радужных разводах.
— Не грызи эту дрянь, она, возможно ядовитая! — проворчал я.
Сын недоуменно моргнул.
— И вообще, иди, учись. Если меньше 80 баллов принесешь хоть по одному предмету — я тебе больше карманных денег не дам, — и сердито ушел в ванную комнату.
Это новшество, эти самые акварельные карандаши, которых в моем детстве не было, мне жутко хотелось попробовать, но сын же распустится, если я буду ему потворствовать и сяду рядом с ним рисовать, забыв обо всем другом. И вообще, взрослому отцу семейства не пристало сидеть, обложившись корпусами цветных карандашей. Лучше бы я начал разводить бонсай.
Но на бонсай меня не тянуло, да и любое хобби требует времени и денег, а у меня скоро Рю закончит старшую школу. Надо будет чем-то за обучение его платить. К счастью, Рю хоть понимает, что его беготня с двумя толпами потных парней за одним мечом — это лишь забава, лишь только на время. А так-то… пусть бегает, лучше же, чем если б с сигаретами да с янки ходил.
Мамору за тест получил 79 баллов. Я вздохнул и перестал давать ему на развлечения. Я же предупреждал. Но на еду выдавал как и прежде, чтобы здоровым был и не голодал. И Нодзоми чтоб за него не волновалась. Да и он такую коробищу рисовальных принадлежностей притащил, что ему там надолго хватит.
На стенах меньшой, к счастью, больше не рисовал. Украшал свою комнату листами с узорами, но не цеплял их к обоям или мебели: просто как-то прилаживал или вешал на нитках. Шнурки из разноцветных нитей научился делать. Постоянно попадался мне на дороге в ванную с руками и лицом в радуге пастелей или акварели.
Жена замучилась уже отстирывать его любимую футболку. Так он через несколько дней просто взял и превратил серую ткань в буйство из разноцветных брызг. То ли радужная вселенная, то юный художник просто споткнулся и коробку с открытыми красками на себя перевернул. Хотя, наверное, стены и мебель, и пол они с женой вдвоем оттирали к моему приходу. И обои сияли девственной чистотой. И то хоть хорошо. Или просто Нодзоми помнила, где купила новые, такой же расцветки как предыдущие? Но видимых следов преступления обнаружено не было, так что пришлось мне успокоиться.
И, хотя я и наказал его, Нодзоми сама ему купила книгу с узорами и символами разных народов. По тому поводу у нас состоялся долгий и тяжелый разговор, когда дети уже уснули. Если я их наказываю, а она поощряет, то разве толк от этого какой-то будет? Супруга вроде обещала исправиться, но меньшой постоянно о промахе ее напоминал: на его футболке-вселенной из разноцветных звезд теперь выросли откуда-то из глубины причудливые ветви трав и непонятных растений.
Кот больше не появлялся, сыновья как обычно вредничали, жена была исправной домохозяйкой, на работе то было спокойно, то глава опять неиствовал, готовясь к очередной важной сделке или конференции. Все шло как обычно, без каких-то крупных потрясений. Вроде все было хорошо, но появилось странное чувство, что чего-то как будто не хватает.
Я гнал это необоснованное и нелогичное чувство, я забывал о нем, погрузившись в работу или пропуская стакан-другой пива в баре с коллегами после работы, но… это необъяснимое чувство все равно упорно возвращалось.
Я слишком долго думал об этом всем. Сердце начало как-то странно биться, как-то дрожали руки и стакан в баре выронил. Хозяин там был дружелюбный, ни слова не сказал, лишь велел молодому сотруднику собрать осколки. Я едва заставил его взять день за испорченную посуду. Словом, все обошлось.
Но иногда мне опять становилось не по себе.
Это странное чувство… на что же оно похоже?
Голод как будто… по чему-то другому. По новизне?..
В выходные мы съездили с семьей на дальний о-сэн, где никогда не были. Хорошо отдохнули. Дружно. Расслабились в горячей воде. Минералы оттуда явно наше здоровье укрепили, ровно как и гордость за простоту и красоту родной обстановки в рекан. Ровные, четкие линии, ничего лишнего, мягкий свет, струящийся через рисовую бумагу, приятный полумрак, родная полутень… я проснулся раньше Нодзоми, лежал на своем одеяле и смотрел, смотрел… родные линии родной культуры и архитектуры успокаивали…
Но через пару недель это странное и нелогичное чувство вернулось. Словно чего-то и правда не хватало.
Я стал каким-то другим. Странным. Вот сидели мы с коллегами в баре, тянули пиво у стойки. Один из младших начальников, молодой еще, около тридцати лет, заказал себе компанию в виде двух молоденьких хостесс. Потом еще одну. Юные девушки, свежие лица. Они позволяли ему их обнимать, громко смеялись, когда он, разгоряченный алкоголем, много и нелепо шутил, оживленно болтали о разной ерунде, сверкая белоснежными зубками и яркими украшениями. Мой взгляд почему-то задержался на них. Отвлекся лишь, когда мимо прошла другая девушка к другому столику.
— Красивая, правда? — многозначительно ухмыльнулся мне коллега.
— Красивая фигура, только это платье из красных блесков… нелепое! Вот, эта ее вульгарная бижутерия сливается с этим блеском, теряется красота силуэтов завитков растений…
— Это серебро! — взвизгнула девушка, нервно оборачиваясь. — Настоящее!
— Смысл какой таскать блестящие висюльки поверх блестящей материи?
Все замерли. Я сам понял, что ляпнул не то и не тем. Подхватил пальто и сумку и ушел домой, мол, что-то там надо было еще обсудить с женой насчет детей. Зря сказал про детей: это ее обязанность, но надо было что-то сказать.
Хостесс та, кстати, из того бара исчезла. Я ее встретил пару месяцев спустя у ювелирного магазина. Строгое черное платье с юбкой до колена, одна лишь цепочка, из причудливо составленных звеньев, да необычный кулон. Я споткнулся, когда ее увидел. Она улыбнулась мне.
— Думаете, удалась? — подхватила изящными пальчиками без кричащего маникюра цепочку, качнула кулон.
— Да, выглядит хорошо, — кивнул я.
— Я теперь работаю ювелиром, — внезапно улыбнулась девушка. — Пошла на курсы дизайна и увлеклась.