Моя Шамбала

Анишкин Валерий Георгиевич

– Считается, что махатмы, по сравнению с обычными людьми, обладают колоссальными знаниями и мудростью, а также мощными внутренними силами.

Вот вкратце, что такое махатмы, живущие в Шамбале.

Я молчал, сопоставляя сказанное отцом с виденным мной. Потом спросил:

– Так есть Шамбала на самом деле или нет?

– Сынок, - серьезно ответил отец, - Я атеист, но как сказал Шекспировский герой: "Есть в мире много, друг Го-рацио, такого, что и не снилось нашим мудрецам". Иногда легенды принимают чудовищные формы, но где вымысел, где истина, кто

определит? Я могу сказать лишь, что на ос-нове своих впечатлений от изучения религий, у меня сло-жилось мнение о том, что христианство с его загробной жизнью, раем и адом - архаично. Хотя это и понятно: хри-стианство пришло к нам в то время, когда мы созрели толь-ко для этих понятий. Другое тысячу лет назад мы бы не восприняли. Но ведь эта тысяча лет прошла.

Глава 14

Аникеев мстит за двойки. Пахом вступается за Филина. Подлость. Принципиальная драка.

Филину подпилили ножку стула. Аникеев принес в школу полотно для пилы по металлу и за большую переме-ну, надев рукавицу, чтобы полотно не резало руку, подпи-лил ножку стула.

– Зря ты это делаешь, Аникей, - сказал Женька Богданов.

– "Почему зря?
– окрысился Аникеев.
– Он мне три двойки поставил.

– А что он тебе должен был ставить? Пятерки? Учить надо было,

– А ты что, пролягавишь?

– Дурак! Весь класс из-за тебя попухнет. И Филина жалко. Старик ведь.

– Жалко у пчелки!
– вставил Дурнев, заступаясь за Аникеева.
– Тебе что, больше всех надо? Пусть пилит. Вот потеха будет.

Дурнев засмеялся, предвкушая зрелище. Его поддер-жали Себеляев и Кобелев.

– Дураки вы, пацаны! Вовец, хоть ты скажи, - повер-нулся ко мне Богданов.

– Аникей! Женька верно говорит. Из-за тебя все пого-рим, - попытался я уговорить Аникеева.

– Кончай, Аникей!
– неожиданно вмешался Пахом.
– Узнают, из школы вылетишь.

– Ты что ли донесешь?
– Аникеев поднял голову и с уг-розой произнес:

– Смотри, Пахом.

– Я доносить не буду. А морду тебе начистить могу.

Пахом принял нелегкое решение. Лицо его побледне-ло, а желваки заиграли на скулах, хотя внешне он старался быть спокойным. Аникей опешил. Так с ним еще никто не разговаривал. В школе он боялся только Семенова. Но Се-менов, сознавая свою силу, вел себя тихо, ни во что не вме-шивался и не становился на чью-либо сторону. Аникеев пе-рестал пилить, да там уж и пилить было нечего: ножка держалась на одной щепочке.

– Кто? Ты?
– Аникеев спрятал полотно во внутренний карман потертого куцего пиджачка и пошел к парте, за ко-торой сидел Пахом. Пахом встал.

– Стой, Аникей!
– Агарков встал между Аникеевым и Пахомовым. Агарков был не слабее Аникеева, но силой они ни разу не мерились.

– Хочешь чкаться, давай, как полагается, после уроков, как договоритесь. Согласен, Пахом?

– Согласен!
– осипшим голосом сказал Пахом. Класс ответил одобрительный гулом.

– Где будете чкатъся?

– Мне все равно!
– ответили оба соперника.

– За сараями согласны?

– Согласны, - ответил за себя и за Пахома Аникеев. Пахом пожал плечами.

Прозвенел звонок.

– Договорились. После уроков. Правила установим на месте, - торопливо закончил Агарков и пошел на свое ме-сто.

Филин вошел в класс и оглядел всех поверх очков. Класс дружно встал. Филин махнул рукой: "Садитесь". Во-царилась мертвая тишина. Филин бросил журнал и тощий черный портфель, вытертый по сгибам до белизны, на стол и еще раз, сдвинув рукой очки, оглядел класс.

Филин сел, ножка подломилась, и старик всем своим грузным телом грохнулся на пол. Ища опору, он ухватился за стол, стол накренился, и на Филина свалился сначала портфель, потом журнал и чернильница, а потом и сам стол. Филин сидел на полу, очки свалились с носа и висели на одной дужке, мутные глаза его беспомощно моргали. Он пытался подняться, но это ему не удавалось. И вдруг Филин разразился бранью.

– Мерзавцы! Всех вон из школы! Скоты! Вас сечь надо! Розгами! В колонии вам место, а не в школе! Ах, негодяи!

И вдруг Филин заплакал. Он сидел на полу и даже не делал попытки встать, потому что не мог. Женька Богданов, а следом я и Пахом бросились к Филину и помогли ему подняться. Кто-то сбегал в учительскую за стулом. Стол по-ставили на место. От чернильницы непроливайки на полу остались брызги, и Пахом, взяв тряпку с доски, стал стирать следы, размазывая их еще больше по полу. Филин сидел молча, положив руки на стол и сжимая и разжимая кисти рук, словно массируя их. Попробовал взять ручку, но паль-цы дрожали, и Филин оставил ее. Потом взял журнал и портфель, с трудом встал и пошел вон из класса, тяжело пе-редвигая ноги.

– Урока не будет, - бросил он на ходу.

– Ну и сволочь же ты, Аникей!
– убежденно сказал равнодушный Семенов.

– Да ладно!
– отмахнулся притихший Аникеев. По ли-цу было видно, что он напуган.

Весь класс с тревогой ждал появления директора или завуча. На Аникеева старались не смотреть, а он замер в своем углу на задней парте и что-то сосредоточенно выре-зал перочинным ножом на ученической ручке. Агарков с Кобелевым играли в перышки. Агарков ловко переворачи-вал металлические перья своим пером, и возле него вырос-ла целая горка перьев. В классе стояла напряженная тиши-на, и все разговаривали шепотом.

К нашему удивлению, ничего не произошло. К середи-не урока пришла классная Зоя Николаевна и заставила пи-сать диктант. Мы безропотно подчинились.

После уроков мы, соблюдая конспирацию, по одному - по двое потянулись за школьные сараи.

Пахом с Аникеевым сразу стали друг против друга, ис-подлобья поглядывая один на другого и сжимая кулаки. Мальчишки теснились рядом, но расступились, когда Агар-ков, самоизбранный судья, попросил всех отодвинуться.

– До первой крови или до пощады?
– спросил Агарков.