Моя Шамбала
Шрифт:
Теперь наступила моя очередь, и все напряженно сле-дили за мной. И класс и школа знали, что я могу снять го-ловную или зубную боль, хотя за большее я никогда не брался. Отец предупреждал меня, чтобы я был осторожнее. Он боялся за меня и хотел, чтобы о моих способностях ле-чить знало как можно меньше людей, потому что кроме не-приятностей это ничего не приносило. Но недаром гово-рится, что шила в мешке не утаить. Скоро моими услугами стали пользоваться учителя. Головы у них болели часто. К моей способности снять головную боль они быстро при-выкли
Обычно в класс заглядывала директорская секретарша Клавдия Петровна и обращалась к учителю:
– Степан Сергеевич, Анохина в учительскую.
Пацаны всё знали и потом шепотом спрашивали:
– Вовец, у кого?
– У химички, - отвечал я.
Отец, когда про это узнал, встревожился и спросил, что еще про меня знают в школе. Я успокоил его, сказав, что учителя ничего не знают. Пацанов же мои способности волновали больше в том плане, что я даю им содрать у меня контрольную. О том, что я иногда показывал фокусы, кото-рые пыталась повторить вся школа, и со мной никто не иг-рает в перышки, потому что перья я легко переворачивал без помощи рук, отцу я не рассказал. А еще я отгадывал мысли. Все это я делал без всякого умысла. Просто это бы-ла, в каком-то роде, разминка, в которой я почему-то нуж-дался...
Я положил руки на Сашкину голову, чуть подержал и, не касаясь головы, несколько раз провел руками. Сашка от-крыл глаза, и жалкое подобие улыбки появилось на его ли-це. Щеки чуть порозовели. Сашка с трудом поднялся, и гла-за его смотрели виновато.
– Зоя Николаевна, - сказал я учительнице.
– Митрофа-нову теперь нужно спать. Я его провожу домой, только пусть со мной Третьяков пойдет. А то, если что случится...
– Да-да, конечно, Володя, идите, - не дала договорить Зоя Николаевна.
Я с Женькой проводил Сашку домой. Тетя Катя никак не могла привыкнуть к Сашкиным припадкам. Хотя, к та-кому разве привыкнешь! И всякий раз, когда Сашку приво-дили домой, она бледнела, испуганно смотрела на Сашку, прижимала его к себе и начинала в голос реветь, причитая, как по покойнику.
– Пошли, - толкнул я в бок Женьку, когда тетя Катя стала униженно благодарить нас, кланяясь и прося Бога по-слать нам здоровья.
– Куда?
– глаза Женьки Третьякова смотрели на меня подозрительно.
– Успеем на геометрию.
– Ты что, совсем спятил?
– Женька презрительно сплюнул в сторону.
– Нас отпустили. Весь класс знает, что мы Сашку домой повели. Если дурак, иди. А я погуляю. Гляди, солнышко. Листики падают. Лепота. Люблю волю.
Женька как кот зажмурился на солнце, вот-вот замур-лычет.
– Ладно, - согласился я.
– Пойдем в горсад. Там кашта-ны падают.
Глава 11
Предчувствие беды. Смерть дяди Павла. Следствие. За околицей. Я "вижу". Убийца. Тоня.
Весь день меня не покидало чувство тревоги. Один раз даже появился знакомый звон в ушах, но никаких видений не возникло. Сначала я боялся за отца, но мое подсознание молчало, когда я думал о нем, и я уверен был, что с ним все в порядке. Дома я спросил:
– Мам, у нас ничего не случилось?
– Нет, а что должно случиться?
– мать испуганно уста-вилась на меня, зажав одной рукой недочищенную карто-фелину, другой нож.
– Может, с отцом, что?
– заволновалась мать.
– Нет, - успокоил я ее.
– С отцом все в порядке.
– Тогда что?
– мать вздохнула с облегчением и снова взялась за картошку. Картофелина ловко крутилась на ост-рие ножа, и тонкая непрерывная ленточка кожуры опуска-лась в ведро.
– Бабушка Маня давно у нас была?
– неожиданно вы-рвалось у меня, и что-то толкнуло меня изнутри, будто то-ком ударило. Передо мной мелькнуло вдруг лицо дяди Павла. И я уже уверенно сказал матери:
– Мам! Что-то случилось с дядей Павлом. Мать охнула и побледнела. Недочищенная картофелина упала в ведро, а следом за ней нож, звякнув о железо.
– Что с ним?
– спросила мать скорее инстинктивно, еще не сознавая, что я не могу этого сказать, хотя я уже знал, что дяди Павла нет в живых.
Мать хотела немедленно ехать в Новые Выселки и ждала отца. Но отец рассудил, что разумнее дождаться утра, ведь, по существу, они еще ничего не знали.
А поздно вечером, когда уже стемнело, появилась ба-бушка Маруся. Она с порога заголосила, запричитала. Мать усадила ее на диван в зале и дала воды. Прибежала тетя Нина. Бережно переставляя ноги, вышла из своей комнаты бабушка Василина.
Бабушка Маруся чуть успокоилась, а у нее и сил-то го-ворить больше не было. Маленькая, сухонькая, в отличие от дородной Василины, она являла ее полную противополож-ность, в чем только душа держалась. Она промокнула глаза кончиком черного сатинового платка, узлом завязанного на шее и, всхлипывая, рассказала, что Павла нашли на брев-нах за деревней с шилом в сердце. Рядом валялись две пус-тые бутылки из-под водки и стакан.
– Убили его, дочка! И кому он помешал, страдалец? Ведь жил - мухи не обидел.
Бабушка Маруся тоненько заскулила и, что-то приго-варивая, качала головой из стороны в сторону.
Мать достала из шифоньера с полочки, где хранила лекарства, валерьянку, накапала в стакан, плеснула воды и заставила бабушку выпить.
Рано утром мы с матерью и бабушкой Марусей поеха-ли автобусом до колхоза "Рассвет". Отец ушел на работу и обещал подъехать позже.
Тоня встретила нас тихо, без слез. Все в ней уже перего-рело, и она опустошенная, недоумевая и не до конца пони-мая, что это произошло с ее Павлом, делала все как во сне.