Моя судьба. История Любви
Шрифт:
Парк Бют-Шомон. В артистической уборной, на туалетном столике, передо мной — фотография папы, с которой я теперь не расстаюсь. Думаю, она придает мне силы.
Конечно же, немало говорили о «марионетке Старка». Но это уже не ново. В очередной раз мне пришлось объяснять, что я приехала из провинции, не будучи певицей и ничего толком не зная, а потому без Джонни Старка, который стал для меня как бы вторым отцом, мне пришлось бы плохо и я, без сомнения, наделала бы гораздо больше ошибок! Не обошлось без вопросов о моих многочисленных «женихах», коснулись жизни моей семьи и кончины папы. И я не справилась со вновь овладевшим мной горем.
Такого рода вопросы, в общем-то, не были для меня неожиданными.
— Хорошо или плохо поступили средства массовой информации, когда столько времени освещали, в частности в прямой телевизионной передаче, обстоятельства гибели колумбийской девочки?
— Это действительно очень сложная проблема. Конечно, она и меня задела за живое. И все же, поступают правильно, когда рассказывают людям обо всем, что может их взволновать, например, о землетрясении в Мексике или о трагедии в Колумбии. Ведь тогда мы начинаем понимать, что на свете происходят в самом деле ужасные события, и когда мы порой жалуемся на жизнь, то не должны забывать, что другие страдают гораздо больше нас, а мы, в сущности, люди счастливые. Вот почему, полагаю, они хорошо поступили, показав нам эту маленькую страдалицу…
Патрик Сабатье спросил, считаю ли я, что «можно говорить обо всем».
— Запретить касаться каких-либо тем — значит посягнуть на свободу печати.
— Разве свобода не требует ограничений?
— Думаю, что нет.
Моя полная откровенность во время передачи «Час истины» поразила многих. Я была этим очень довольна. Самое удивительное, что многие считают, будто я «запрограммирована» раз и навсегда. Могу согласиться лишь с тем, что я «запрограммирована» на овладение секретами своей профессии. Ведь искусство тоже вид ремесла. А я хороший ремесленник. И ни на что большее не претендую. Как всякий мастеровой, я делаю все возможное, чтобы показать товар лицом. А мой «товар» — это мой голос. Я не считаю себя творцом. Я просто исполнитель. Я назвала свое выступление во Дворце конгрессов словами из песни, которую написал для меня Пьер Деланоэ, «Сделано во Франции». Перед премьерой концерта он опубликовал статью в газете «Фигаро»; вот несколько строк из нее, которые доставили мне большое удовольствие: «Слушая Мирей, автор песни испытывает огромное удовлетворение, так как она великолепно доносит до публики то, что он хотел сказать».
Верно. Именно к этому я и стремлюсь. Меня переполняет гордостью и следующая его фраза: «Она — единственная французская певица, чье имя что-то говорит среднему американцу: она достойно представляет нашу страну всюду — от Германии, где ее считают звездой первой величины, до Японии, от Советского Союза до Мексики и стран Латинской Америки». Свою статью он заканчивает вопросом: «Чем объяснить такое? Во Франции, как известно, в эфире звучат, главным образом, песни на английском языке; мнением публики интересуются редко, но когда это происходит, то — как показал недавний опрос, проведенный еженедельником „Телевидение за неделю“, — больше всего голосов собрали Мирей Матье и Мишель Сарду, певцы поистине французские. Чем вы можете объяснить такое?!»
С четвероногим другом
Есть у меня еще одно, без сомнения, самое удивителъное воспоминание: я сидела верхом на… тигре!
Мое выступление открывают песни «Орлеанская дева» и «Сделано во Франции», что задает тон всему концерту. Этому способствуют и афиши, они — трехцветные, как наш французский флаг. Моя надежная опора — 60 музыкантов, из них 36 играют на струнных инструментах. И никакой электроники. В руках у Николя д'Анжели гитара, за дирижерским пультом — Жан Клодрик.
Стоит упомянуть о моих туалетах — они от Пьера Кардена. Этого я добилась не без труда. Сначала он передал мне через общую знакомую, что у него нет ни малейшего желания шить платья для сцены: он и так перегружен работой, ему приходится все время готовить новые коллекции одежды, словом, забот хватает, и думать о театральных костюмах ему некогда. Я понимала, что дерзко обращаться к нему со своей просьбой. Но в моих глазах Пьер Карден — гений. Я стремилась выступить перед публикой во всеоружии, а в арсенале певицы платье играет не последнюю роль.
Помог мне, как часто бывает, случай. Встретившись с Карденом, я спела ему несколько моих последних песен, которые нигде еще не исполняла. Оказывается, он запомнил меня как «маленькую Пиаф».
— Хорошо, я готов вас одевать, но вам придется покорно соглашаться со всеми моими замыслами. Я в своем деле тиран!
Через два дня я уже была у него в ателье. Зная, что мне приходится часто уезжать из Парижа и много репетировать, он собственноручно изготовил манекен, убедил меня, что мне незачем прятать свои ноги, тут же набросал несколько фасонов длинных и коротких платьев… Словом, так же «раскрепостил» мою фигуру, как Жанина Рейс «раскрепостила» мой голос.
С тех пор и днем, и вечером, во все времена года я ношу одежду, сшитую только у него. В ней я чувствую себя свободно, двигаюсь, как хочу. Я всегда говорю, что своим вторым рождением обязана Джонни, а третьим — Пьеру Кардену.
И вот наконец премьера. Первая встреча с публикой — «момент истины» для артиста. Кто-то из театральных служащих сказал мне, что пришлось открыть три билетные кассы — такая выстроилась очередь. Перед одним из концертов Жанина Рейс пришла в мою артистическую уборную: «Если бы мне сказали, что в один прекрасный день я буду проводить репетицию с Мирей Матье… я была бы просто поражена!»
Выходя на сцену в начале концерта, я пою без музыкального сопровождения. мне самой это нравится. Но это связано с известным риском: от волнения можно нарушить ритм, и оркестру будет непросто вовремя вступить в конце песни. После репетиции Жанина говорит: «Превосходно… вы справитесь с любыми трудностями».
А вечером встреча лицом к лицу с привередливыми парижанами!
В конце первого отделения какой-то неуемный поклонник песни вскакивает и кричит: «Гип! Гип! Гип! Ура!» Зал подхватывает. Когда во втором отделении я исполняю песню «Акцент мой сохранился», меня подстерегает сюрприз: кто-то из зрителей, следуя новой моде, бросает на пол дымовые шашки. Для меня это полная неожиданность. Перестаю петь и заявляю: «Прошу меня извинить, но я не курю и к дыму не привыкла!» В зале вспыхивает смех. Когда дым рассеялся, я запеваю песню «Браво! Ты победила!». По-моему, она пришлась кстати. На «бис» я исполняю песню «Нет, не жалею ни о чем.».
В полночь мама позвонила мне в артистическую.
— Алло, это ты, мама? Слышишь, все идет очень хорошо! Произошла просто невероятная вещь: один из моих почитателей был настолько возбужден, что даже укусил билетера!. Нет, я не шучу. Разве такое выдумаешь?!
Каждый вечер, пока продолжались мои выступления, я после концерта раздавала автографы, а потом незаметно уходила из зала через служебный вход. По окончании гала-концерта мои новые авторы — Лемель, Барбеливьен, Мари-Поль Белль — ликовали. Были довольны и мои постоянные авторы: Эдди Марией, Пьер Деланоэ, Луи Амад… За ужином в ресторане «Максим» собрались все наши друзья, среди них — Ален Делон, Далида, Жак Шазо, Манюэль, Ле Люрон, Анри Верней. За столом Пьер Карден сказал мне: