Моя Святая Земля
Шрифт:
И Джинера начала свою войну.
Малый Совет - в котором участвовало гораздо больше членов королевской семьи, чем тогда, в приёмной государя - согласился с принцем и принцессой, тем паче, что теперь их слова произнёс сам король. Условия слишком сильного и неожиданно жестокого соседа приходилось принять.
Солнечный Дом всё решил за два дня, но не давал ответа послам из Святой Земли так долго, как только было возможно. И целый месяц барон Кайл и его свита околачивались в столице Златолесья, ели мясо, пили неразбавленное вино и бесстыдно глазели на девиц благородного сословия -
Джинера и пара её любимых фрейлин устраивали далёкие прогулки верхом в сопровождении Джанора и его баронов - и девушки перекидывались с юношами опасными шуточками. Фрейлины играли в прятки в Солнечном Доме, глазели на собачьи бега и слушали, как бароны Джанора поют рискованные серенады и неприличные песенки. Перед самым Новогодьем, накануне благодарственной церковной службы, Джинера, её подруги и Джанор с его баронами пришли на городской праздник. Они вместе со всей молодёжью города танцевали на площади у ратуши, в масках из золотой фольги, в золотой мишуре, ряженые "солнечные зайчики" по древнему обычаю северной страны: помогать солнцу светить в зимнем мраке и холоде - и Джинера не спрятала под чепчик свои рыжие кудри. Весь город знал: с детьми баронов и детьми купцов, с кузнецами, ткачами и стеклодувами города танцевала обожаемая Златолесьем принцесса-невеста, Рыжая Джинера, праправнучка великолепного Горарда.
Посла это взбесило. Он даже посмел выговаривать принцессе.
– Невесте государя Святой Земли надо быть осмотрительнее, - выдал при ближайшей встрече снисходительным тоном.
– Королю Алвину нравятся кроткие девицы.
– Вот как?
– рассмеялась Джинера.
– Так отчего он не откажется от строптивой принцессы Златолесья и от Оловянного Бора, и не поищет себе кроткую жену в другом месте? Или, ради чужого олова, он готов мириться с моим строптивым нравом?
Кайл принял отповедь, как внезапную пощёчину. Он не нашёлся, что ответить, но побагровел и сжал кулаки.
– Поберегите темперамент для мужчин, - ласково сказала Джинера.
– Рыцарь, всерьёз злящийся на девичью болтовню - смешон.
После этого Кайл говорил о принцессе за глаза, что лишь пристрастные родичи могли назвать рыжую бесовку прекрасной, что она худа, бледна, угловата, что её глаза бесцветны, веснушки уродуют её кожу, а норов - впору рыночной торговке. Но, до самого отъезда в Святую Землю, к самой Джинере он больше ни разу не сунулся, а взгляды златолесской знати резали чужаков до самого мяса.
Официальный ответ послам Святой Земли был дан лишь после праздников. И послы покинули столицу Златолесья с облегчением, так поспешно, что их отъезд изрядно напоминал бегство. А свита Джинеры собиралась не торопясь, с расстановкой.
Все как будто ждали чуда, но чуда не случилось. Разве что - стояла странно тёплая зима... и принцесса отбыла в Святую Землю не на санях, а на носилках. И с ней были её няня, её подруги, её белый шпиц по кличке Зефир и её приданое - дарственная на Оловянный Бор.
Государыня Гелена, провожая дочь, то и дело вздыхала с тяжёлыми всхлипами, и её глаза были красны. Король пытался улыбаться дрожащими губами. Джинера не остановила взгляда на их лицах - ей хотелось видеть другое выражение. Она и увидела - на лице брата.
Принц и принцесса обнялись на прощанье.
– Мы увидимся, - пообещал брат.
В его тоне Джинера услышала и сталь, и лёд. И ей стало настолько спокойно, насколько это вообще возможно - когда принцесса отправляется в чужую страну, как поднимаются на эшафот.
Джанор увидел её спокойную улыбку.
– Тебе нужно время, чтобы твоё время пришло, - сказала Джинера.
– Оно у тебя будет. И мы увидимся.
А плакала от ужаса и беспомощности она уже далеко за городской чертой, и слёзы Рыжей Принцессы видела только няня Ровенна.
***
В лесу темнело очень быстро: к монастырю Кирилл и Сэдрик вышли, когда сумерки уже успели сгуститься. В наступающей темноте огни на монастырской стене показались Кириллу очень яркими.
– Отлично, - сказал Сэдрик удовлетворённо.
– До полуночи ещё далеко. Мои, конечно, уже проснулись - им нужен только мрак, а вот те, другие, связаны заклятьем, они не рыпнутся до первого удара часов на ратуше. Переночуешь в монастыре, это замечательно, по-моему.
– Мы там переночуем, - поправил Кирилл.
– Ты тоже.
Сэдрик издал звук, который в сумерках показался Кириллу хихиканьем.
– Щас!
– Не спорь. Так и впрямь безопаснее.
– Тебе безопаснее в монастыре, мне - в лесу.
Кирилл покачал головой.
– Мне очень не хочется с тобой расставаться. Ты - единственный человек, в котором я здесь уверен.
Сэдрик перестал пререкаться - очевидно, ему польстило.
Монастырь стоял на холме посреди неожиданно просторного поля - лес огибал его подковой и уходил к горизонту тонкой чёрной полосой. Тёмная громада, тускло освещённая фонарями на башнях и у ворот, недвусмысленно напоминала крепость: стены, сложенные из каменных глыб, могли бы выдержать, кажется, артиллерийский огонь, а со сторожевых башен можно было отлично наблюдать за полем и дорогой. Смотрелось это сооружение довольно неприветливо.
– В том мире... откуда мы сейчас... в монастыри иногда преступников ссылали, - вырвалось у Кирилла.
– На покаяние. Многие думали, что в тюрьме лучше.
Сэдрик хмыкнул.
– А что? Сюда сослать - как в могилу. Правда, наставник Хуг - святой, говорят... но это не важно. Если принял сан - всё, для мира умер.
Кириллу вдруг стало здорово не по себе, но неожиданное дурное предчувствие хотелось отнести к плотному сумраку, красным огням на чёрных стенах, холоду и нервам. Кирилл хотел поговорить с Хугом - надо же с чего-то начинать?