Моя в наказание
Шрифт:
Я по глазам и сейчас вижу, что она всегда получает все, что хочет. И я ей не помеха.
— Думаешь насосешь себе богатое будущее, шлюха халяльная? — Шок обрушивается кирпичом на голову. Замираю и смотрю на Магду. А у нее улыбка еще шире. — Что? Не знала, как тебя теперь все называют? — Сердце подскакивает. Тошнота усиливается. Я вырву сейчас… — Халяльной шлюхой. А кто ты, если не шлюха? Ездишь к нему. Трусы сняла, дала по-быстрому. Подмылась — домой. Ребеночка так же нагуляла, а теперь Салманову на шею, да? Только вряд ли ты такая особенная, чтобы ради тебя… Баба и баба…
— Вы чушь несете. Заткнитесь.
Отступаю, сминаю салфетку и бросаю в плетеную корзину под умывальниками.
Единственное, чего хочу, это оказаться от нее подальше. Всё остальное — потом. Но находиться рядом — слишком больно. Она рывками сдирает с меня даже не одежду с треском, а кожу.
Обойти себя не дает. Ступает в сторону. Я вынуждена снова поднять взгляд.
— Неприятно правду слушать? Мы тоже сначала не верили. Скромная такая. Тихая. Воспитанная типа. Столько лет — ни с кем не путалась. А тут… Мужик по делам приехал. Надо же кого-то трахать, правда? Темперамент, все дела. Ухаживать некогда, а тебе не жалко и так дать.
— Что вы от меня хотите?
— «Скорая помощь для сброса напряжения»… — Вместо того, чтобы ответить, она протягивает с наслаждением. Продолжает улыбаться и топтать меня. — Тебя ещё так называют. Тоже услышала. От сотрудниц гостиницы. Сказали: мы не знали, что она еще и шьет… — Кажется, что слышу звон стекла. Что-то лопается, но внутри. — А родители знают, кстати, чем ты занимаешься, Айлин? Была швеей — стала проституткой. Может дочка знает? Вырастет — тоже в профессию пойдет?
Не сдерживаюсь. Поднимаю руку и замахиваюсь. Магдалина, видимо, чего-то такого и ждала. Больно сжимает мою кисть и давит. Опускает. Шагает ближе.
Будь ее воля — придушила бы меня. И я ее тоже.
Красивое лицо кривит уже не улыбка, а настоящая, холодная ярость.
— Слушай сюда, Айлин… — Она склоняется к моему виску. Имя произносит с особенной интонацией. Давит руку так, словно готова раскрошить. А может и правда готова. — Я говорю тебе раз. Не усвоишь — сама виновата. Салманов — мой. Свадьба у нас осенью. То, что я терплю его маленькие шалости сейчас — обычная женская мудрость. Пусть перебесится, в браке будет спокоен. Как его подстилка, пока мы официально о себе не объявили, ты меня устраиваешь. Мы же обе знаем, как много секса ему нужно. Но фокусы со своей малой брось. Я ему кровных детей рожу, и твоей в его жизни места точно не будет. Как и тебе. Месяц у тебя есть…
— На что? — висок щекочет усмешка. Сердце она уже не трогает.
— Свернуть все свои дела по-хорошему, Айлин. Денежку снять, шмотки собрать. Тебе в нашем городе жизни не будет. Я не позволю, чтобы по тем же улицам, что и я, ходила бывшая шлюха моего мужа. Думала, утром с тобой обсудим это по-тихому, но ты решила иначе. Хочешь пободаться — давай. Только вспомни, кто мой отец. Ателье сгорит. Из квартиры тебя выселят. Потоп устроишь на три этажа вниз. Как расплатишься — сама думай. В машине и тормоза могут отказать. Девочка твоя…
Выворачиваю кисть и толкаю в плечи.
— Ты ей ничего не сделаешь. — В горле застревает «она дочка твоего Салманова».
— Начну с тебя, конечно. Если ослушаешься. Ему нажалуешься — я узнаю. Он может вспылить, конечно. Его же шлюха. Но как сама-то думаешь, он скорее от тебя откажется или от перспектив, которые даст наш союз?
Молчу. Я ничего не думаю. Я думать не хочу. Сейчас и жить-то — нет.
— Или ты надеешься, что он тебя в жены возьмет? — Магдалина не ждет ответа. Громко смеется, запрокинув голову, а потом опускает и добивает. Даже не знаю, зачем. Наверное, из ревности: — Шлюх замуж не берут, Айлин. Их трахают. Если нравится — дают деньги на такси. Так что не мечтай. Доедай тортик. Собирай вещи, бери своего ребенка и… Пиз. Дуй.
Глава 27
Айлин
Я запоздало слышу чирк спички, который был сделан давным-давно. Она всё это время летит вниз, оказывается, но бочка почему-то еще не взрывается.
А я бы уже была не против.
Не знаю, за что провинилась перед Аллахом, но моя жизнь зашла на новый круг, уперлась в новый тупик.
Я оказалась в ситуации, один в один такой же, как и пять лет назад. Только раньше у меня не было правильного выхода, а сейчас нет выхода вовсе. Я его не вижу. Только стены.
Вернувшись из уборной, веду себя так, будто в ней меня не растоптали. Даю Сафие насладиться десертом. Улыбаюсь даже… Как-то. Ощущение брезгливости и тошноты не отпускает. К себе. К ней и к нему.
Я чувствую мужские взгляды, но в ответ больше не смотрю. Ставлю между нами свою стеклянную стену.
Плачу за своего ребенка. Забираю своего. Ухожу со своим. И как же страшно, Аллах, оттого, что на самом деле она ведь наша! И от этой связи никуда и никак уже не деться.
Сообщение от Айдара приходит тем же вечером. Его «Привет, как дела?» звучит ужаснейшей из пережитых насмешек. Это больнее, чем когда отец с размаху бьет по лицу.
Как бы странно и страшно ни звучало, я ведь ему снова открылась… Я ему доверилась. Опустившись в тот раз на колени, я думала, это мой жестокий шаг навстречу.
Сейчас понятно — придумала себе сказку с преодолением и возможным счастливым концом, но мне казалось, я смогу заработать прощение. Получилось же… Наказание в самом разгаре.
И всё играет новыми красками.
Он меня приручал. Межевал жестокость с нежностью. Путал. Выводил на ложные следы и позволял делать ложные выводы.
Я разучилась перечить. Я расхотела сопротивляться. Я почувствовала себя достойным счастья человеком. Я ему стол накрыла, господи… Себя дала… Всё дала…
А он и примчался только потому, что я могла раньше времени обо всем узнать. Взбрыкнуть. Сбежать. Добавить ему проблем.
Но права создавать ему проблемы в его вселенной у меня больше нет. А моей вселенной давно не существует. Только в моей голове.