Моя в наказание
Шрифт:
— Я плачу огромные деньги, чтобы гардины не приходилось потом подшивать. Так что спасибо, но…
— Я так и подумала…
Молчим.
Раньше он меня так не осаждал. Но это было раньше.
Смотрю куда-то сторону на декоративный столик. Кручу в голове слова и жду отмашки.
Ею служит тяжелый вздох и шаг навстречу.
С желанием тут же отпрянуть справляюсь. Но сердце все равно вылетает. Терплю. Леша подходит. Молча разглядывает. Особенно долго смотрит в глаза.
Не хотела бы знать, сколько всего прокручивает в голове он. Мурашит уже, хотя
— Вроде бы навсегда попрощалась, да? И тут вот как жизнь повернулась…
Он начинает со справедливого укора. Я покорно его глотаю.
Стыдно вспоминать, как горько-сладко было поначалу с Айдром. Как легко я сама же себя обманула. Дала нам с Салмановым «шанс». Лешу — в отставку. Его чувства заботили меня куда меньше, чем должны были.
— Прости.
Уголки мужских губ снова дергаются. Он ничего не отвечает. А к щеке моей тянется.
Я не хотела бы, но даю зачем-то погладить. Он прерывисто вздыхает и отрывает пальцы. Слежу за тем, как рука опускается, как он сжимает-разжимает кулак.
Прокашливается.
Поднимаю глаза. Он хмурится. Надевает маску дельца.
— Говори, что хотела, Айлин. Я готов слушать.
— Спасибо. Я хочу попросить твоей помощи. И готова к отказу.
— Ну ты сначала хотя бы озвучь… — Его немного снисходительная улыбка травит душу. Как и наклон головы.
Я бы тоже многое отдала, чтобы жить беззаботную жизнь, соответствующую моему возрасту. Как делает Леша. Но…
— Ты не ошибся, Леша. Салманов — отец моей дочери. И он хочет ее у меня забрать. Я неправа в том, что скрывала ее. И я готова была полюбовно договориться об общении. Но ему этого мало. Он… Хочет всё и сразу.
— В частности, тебя…
Шпарит кипятком стыда.
Он тоже знает. Алла слишком наивна в силу возраста и воспитания. Она никогда не слушала бы сплетников. Но остальные…
Переживаю очередной удар по опущенной в самый ад самооценке.
Поднимаю взгляд на Лешу.
— Нет. Я ему не нужна. Быстро надоем. Такое уже было. Он легко отказывается от меня. А от нее не откажется. Но я не выдерживаю. Я хочу… — Сказать, чего хочу на самом деле, не могу. Уже несколько дней об этом думаю. Это пугает до ужаса. — У меня проблемы с документами, Леша. Он сказал, что не поленится поднять на уши всех, по цепочке всех пересажать. А пока будут разбираться — я могу потерять своего ребенка. Он воспользуется возможностью, я знаю…
Леша снова улыбается. Меня трясет изнутри. Это не смешно совсем. Это моя жизнь.
— Он на понт тебя берет, Аль…
Буткевич легкомысленно отмахивается, в ответ хочется рявкнуть, но я делаю глубокий вдох, закрываю глаза. Считаю до пяти и выдыхаю.
— Я не могу так рисковать, Леша. Цена слишком высока. Мой ребенок. Понимаешь? Я не могу позволить его изменчивому настроению определять наши жизни. Сегодня он ко мне благоволит, завтра…
Тишина раскраивает тело скальпелями. Жду чего-то. Долго жду.
Получаю вздох.
— А от меня чего ты хочешь, Аль?
— Защиты.
Брови молодого человека взлетают.
— К Миллерам я пойти не могу. Они меня… Не станут слушать. Сбежать, как уже однажды сделала, тоже. Он быстро найдет. А больше влиятельных знакомых у меня нет. Только ты… И твой отец. Если он скажет нас с Сафие не трогать…
Произнесенные вслух мечты звучат слишком самонадеянно. Даже голос срывается. К горлу подкатывают слезы.
Я хочу спокойствия. Просто хочу спокойствия. Я не выдержу больше его издевательств. Не могу к нему ездить. Не могу с ним общаться.
Я хочу быть хорошей матерью для нашей с ним дочери. Я ею и была. Я долг свой исполнила на максимум…
— Аля-Аля…
Леша качает головой, разворачивается и идет к окну. Останавливается на расстоянии. Поддевает ролет пальцем и смотрит вниз.
Держит паузу, которая стоит мне нескольких лет жизни, я уверена. Почему они все так одинаково реагируют на слабость?
Когда поворачивает голову, у меня все разом ухает вниз. Кончики пальцев становятся свинцовыми.
— Не поможешь?
Кривится.
— Знаешь, что мне первым отец сказал, когда поползли слухи про тебя и Салманова? — Не знаю и знать не хочу. — Прекратить общение. Любое. Он давно так категорично ничего не требовал. Сказал, мы ни зарубаться с ним не будем, ни подбирать после.
Вздрагиваю.
— Ясно. Спасибо…
— Да подожди уж…
Не знаю, зачем, но жду.
— Я это к тому, Аль, что ты должна понимать: впрячься за тебя сейчас — это не цветочки купить. Не в парк малышку твою сводить. Это серьезные вещи. Серьезные люди. Последствия могут быть… — Трясет. Ты же минутой раньше сказал, что он меня на понт берет… — Твое предложение сейчас звучит не то, чтобы привлекательно, малыш…
Леша улыбается грустно, а я продолжаю смотреть в ожидании непонятно, чего.
— Но я не бессердечный, Айлин. И ты мне правда неравнодушна. Даже вопреки… — Сжимает губы. Чему? Статусу? Так и говори. Наверное, мне даже полезно с ним окончательно срастись. — Я готов поговорить с отцом, Аль. И впрячься готов.
Голос Леши звучит решительно. А я не верю. Хмурюсь. Тянусь к шее. Сжимаю ее. Переспрашиваю:
— Что?
Он улыбается. Делает шаги назад ко мне. Поддевает подбородок и придерживает. Блуждает взглядом по лицу. Хочет пробраться внутрь своим оптимизмом. Я не пускаю. Боюсь.
— Он, бесспорно, видный мужик. Умеет и договориться, и надавить. Но вряд ли всем сильно понравится, что какой-то хер со столичной горы приезжает и навязывает свои правила игры. Здесь до него играли. И после будут. И если он обижает мою малышку…
Дыхание сбивается. Глаза против воли наполняются слезами. В крови вдруг шкалит концентрация облегчения. Я… Не надеялась. По-настоящему, я не надеялась…
Леша ведет пальцем по щеке. Собирает влагу.
— Тиш… Не надо…
Просит, как будто ему неловко. Я киваю.