Моя вечная жизнь
Шрифт:
Светало. Солнце сонным весенним медведем продиралось сквозь чащу, небо над горами было шафрановым, как буддистский наряд, и таким же буддистским спокойствием веяло от пейзажа в целом. Я заслушалась первобытной тишиной, но ее очень скоро нарушил настойчивый стук в дверь.
Банных халатов в гостевом доме фрау Марты не водилось. Я замоталась в большое полотенце и открыла дверь рыжей девчонке с помятым спросонья лицом и полузакрытыми глазами. Мы не обменялись ни словом: она так выразительно приседала на пороге, что я все поняла без объяснений, и мы в полном молчании совершили стремительную
Когда рыжая вышла из ванной, я уже была полностью одета, стояла у окна с видом на другую сторону долины и думала: определенно, фрау Марта неважный коммерсант! При грамотном ведении дел одно только расположение гестенхауза должно было обеспечить ей постоянную клиентуру.
Прямо перед домом, так близко, что с балкона я могла бы дотянуться до нее рукой, располагалась слегка замшелая старинная башня из бледно-розового камня. Незастекленные стрельчатые проемы позволяли увидеть внутри винтовую лестницу, ведущую на смотровую площадку. Полагаю, вид с нее открывался еще более роскошный, чем из нашей ванно-туалетной комнаты.
Справа от дома, тоже очень близко, располагалась нижняя станция горного трамвайчика. Пока я приглядывалась к электронному информационному табло над входом, из-под арки верхней станции как раз выполз и неторопливо и, что особенно приятно, почти бесшумно двинулся вниз забавный перекошенный поезд. Я видела машиниста за лобовым стеклом и немногочисленных пассажиров в вагоне.
А то, что я углядела слева от дома, вообще привело меня в восторг: термы! Большой современный комплекс термальных бассейнов, в один из которых – открытый – я при большом желании могла бы нырнуть с нашего балкона.
Только теперь я поняла, как мне повезло с размещением. Лучшего места, чем гостевой дом фрау Марты, невозможно придумать! Классический немецкий фахверковый дом, старинный, с интересной историей, сквозящей не только в архитектуре и интерьерах, но и во множестве бытовых мелочей; не универсальная и безликая реальность отеля, не декорация, а настоящий фрагмент местной жизни, в которую на некоторое время включили и меня. По мне, это самый лучший вид заграничного путешествия – погружение, позволяющее прочувствовать жизнь в другой стране изнутри!
А потом я подумала о том, что перемена, которая произошла со мной благодаря Даниэлю, в сочетании с богатством, доставшимся от него же, позволяют совершать такого рода погружения сколь угодно часто и сколь угодно надолго. Жизнь за жизнью! Но эта перспектива почему-то не наполнила меня восторгом предвкушения. Правду говорят, все хорошо в меру.
В ванной что-то стукнуло, брякнуло, зашуршало, послышалось короткое ругательство.
– О! Никак, наши люди в Голливуде? – обрадовался мой внутренний голос.
Замечу, что обычно я без одобрения и восторга воспринимаю матерные пассажи, хотя и согласна с коллегой – великой Ахматовой, которая однажды изрекла замечательную фразу: «Для нас как для филологов нет запретных слов».
Русский язык воистину велик и могуч. Кажется, только в нем короткие ругательства по емкости и выразительности превосходят любые пламенные речи. У нас есть словечки настолько мощно заряженные, что им впору быть магическими заклинаниями!
Взять, к примеру, общеизвестное непечатное слово на вторую букву русского алфавита. По статистике, именно оно непроизвольно срывается с губ семи из десяти взрослых россиян, неожиданно застигнутых неприятной неожиданностью. Причем диапазон неприятностей практически неограничен, а словечко пострадальцы произносят одно и то же! А ведь семьдесят процентов голосов избирателей – это результат, о котором могут только мечтать кандидаты на демократических выборах!
Надо сказать, что и те трое из десяти среднестатистических россиян, которые в пиковой ситуации произносят не это слово, тоже вскрикивают отнюдь не «О Боже!». В нашем родном языке есть из чего выбирать.
Но моя рыжая соседка при спонтанном выборе возгласа примкнула к большинству, и меня это особо порадовало: всегда приятно иметь дело с нормальным человеком!
Я сама такая. Хотя не очень-то верила в данную статистику, пока как-то случайно не уронила на твердокаменный мраморный пол новый дорогой мобильник. Дело было в очень приличном учреждении, но даже это не помешало мне, к стыду своему, громко и с большим чувством обронить на осколки все то же самое слово на вторую букву русского алфавита…
Рыжая девица вышла из ванной, баюкая ушибленный локоть. На мою радостную улыбку она ответила хмурым взглядом исподлобья и мрачным, как смертельное проклятье, пожеланием доброго утра по-немецки:
– Гутен морген.
– Гутен морген, гутен таг! Бьем по морде, бьем и так! – проскандировала я знакомый с детства антифашистский слоган и перешла на чистый русский:
– Что с рукой-то? Помощь нужна?
– Батюшки святы, неужели мне повезло? Ты наша?! – девчонка вмиг просветлела. – Ой, как я рада!
– Меня зовут Анна, – представилась я.
– А я Галя!
Рыжая нахально оглядела меня с макушки до пяток, для чего ей пришлось задрать голову, так как ростом девица не вышла. Зато у пигалицы роскошный бюст – не иначе четвертого размера.
– Отличные ноги! – закончив осмотр, похвалила она. – Из нас двоих получилась бы шикарная кукла Синди!
Я усмехнулась и процитировала Гоголя:
– «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмичу, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича – я бы тогда тотчас же решилась!»
– Чего-чего? – Галя явно не дружила с русской классической литературой. Она озабоченно оглянулась и перешла к проблеме более насущной:
– Ань, я там в ванной карниз со шторкой на пол обрушила. Поможешь присобачить его на место, пока баба Зоя не пришла? Старая грымза уже, небось, ползет по лестнице выяснять, что тут за возня и неуставные звуки!
Старой грымзой бабой Зоей рыжая грубиянка окрестила нашу квартирную хозяйку, пожилую фрау Марту Зоер, у которой, оказывается, еще и матушка имелась, совсем старенькая бабуля в возрасте за девяносто лет. Вторую бабушку моя соседка вовсе непочтительно, но зато весьма остроумно именовала «Зоя из мезозоя» или просто – фрау Мезозоер. Допотопная фрау Галине была чрезвычайно несимпатична.