Моя война
Шрифт:
— Вот ваш ключ, мадам, — сказал Али, протягивая мне кусочек железа. — Вы можете не запирать, никто не тронет ваши вещи. Моя семья вообще не будет заходить сюда. Исключение составит только завтрашний день. Мы заберем этот большой буфет завтра утром. За ним придет покупатель.
— Этот? Кому он понадобился?
Я осмотрела здоровенную конструкцию из темного дерева, сплошь покрытого завитушками и вензелями. Вещь довольно прочная, но излишне громоздкая. В современную квартиру такая не вместится ни под каким соусом. В просторной, старой квартире Рашидов этой мебели было тесно, а уж про пеналы новостроек и говорить не приходится.
— Ну, есть люди, которые интересуются антиквариатом, — Али развел руками. — У человека с таким дорогим хобби должно быть достаточно места.
— Антиквариатом?
Али кивнул.
— Таксист торгует антиквариатом?
— Почему таксист не может торговать?
— Может, — я пожала плечами.
— Завтра это унесут, и места в комнате станет больше. А пока я поеду, мне нужно работать. Перебраться в Париж стоит много денег, мадам.
— Я себе представляю.
Али хлопнул дверью. Я выглянула в коридор и успела заметить, как в соседнюю комнату юркнули любопытные детские фигурки. На кухне что-то шипело, чем-то сосредоточенно стучаяа одна из жен Али Рашида, младшая. Старшая, официальная, в это время была занята воспитательным процессом со средним сыном, который что-то натворил и теперь выслушивал эмоциональные нотации исключительно на арабском.
В общем и целом подойдет, решила я.
Сегодня было душно, но по сравнению со спертым воздухом парадного, насыщенного запахом мочи, пота и еще неизвестно чего, улица казалась просто раем. Я выбралась на исследование прилегающих пространств сразу же за Али, отправившимся на работу. Дверь я запирать не стала, у меня нет вещей, которые имело бы смысл красть. Да и за “антиквариатом” могли приехать не завтра, а сегодня, и хотя я не сомневалась в том, что у семейства Рашидов есть запасные ключи, осложнять им жизнь не хотелось.
Для начала меня интересовал выход подземки и я, вычленив в обычном уличном гомоне перестук колес, направилась в его сторону. Через квартал я наткнулась на полосу отчуждения. Захламленный асфальтовый пустырь, огражденный проволочным забором с колючками наверху. Естественно, кое-где в проволоке зияли дыры, через которые мог проехать даже автомобиль. Он и проезжал. Под бетонными основаниями лежали на брюхе многочисленные, битые ржавчиной остовы машин. Достопримечательностью этой импровизированной свалки был скелет здоровенного грузовика, кажется, “Сканиа” или модель “Альфа”, может, из первых в серии “Мастодонт”. Машина, наделавшая больше автомобильных катастроф, чем любая другая. Корпорация, занимавшаяся производством этих монстров, едва не вылетела в трубу, когда выяснилось, что большинство аварий произошли из-за какой-то погрешности в дизайне. Машина становилась крайне неустойчивой даже при небольшой ошибке в размещении груза. Скандал был крупный, и с производственной линии был снят весь модельный ряд, однако некоторое, довольно большое количество машин разошлось по частным транспортным компаниям, и характерный профиль “Мастодонта” еще можно было встретить на трассе.
Бог знает, кому потребовалось свозить сюда весь автомобильный мусор города Парижа, но лабиринты получились внушительные. По мере приближения к огромному ангару, прикрывающему уходящие под землю рельсы, стены из корпусов росли и росли, проходы превращались в тропинки, дорожки, раздваивались, делились, заканчивались тупиком, шли параллельно, а затем вдруг разбегались в разные стороны. Свалка постепенно превращалась в целый город, со своими улицами и перекрестками. Неоднократно я наталкивалась на остатки еды, следы чьей-то ночевки, но ни разу не увидела живого человека. Трудно было поверить в то, что в таком месте никто не живет. Конечно, ежеминутно пролетающие над головой поезда не прибавляли комфорта, но частенько у человека просто не бывает выбора.
В очередной раз натолкнувшись на тупик, я развернулась и начала выбираться из этого футуристического Стоухенджа. К экспедиции я была явно не готова, а архитектор тут поработал весьма хитроумный.
Выбравшись наружу, кстати не без труда, я подумала, что забор и колючая проволока едва ли могли защитить подходы к туннелю метро лучше, чем это делали лабиринты автомобильного лома.
— Эй, девушка! — Рубаха нараспашку, черные волосы завитками на груди. — Девушка, хочешь купить? Хочешь продать?
Крючконосый араб в шлепанцах, шароварах и не заправленной синей рубахе бежал рядом.
— Отстань, ничего не хочу! — отмахнулась я устало. Этот был не первый и, видимо, не последний.
— Купить или продать все, что угодно. Я могу все! — араб не отставал. — Хочешь, себя продам! Тебе что пожелаешь! Любые услуги! Хочешь?
— Не хочу.
— Почему?
В голосе араба прозвучало столько неподдельной искренности, что я посмотрела на него внимательнее. Нет, ничего необычного. Черные волосы, орлиный нос, недельная небритость, запах пота.
— Денег нет.
— Ай, девушка, зачем тебе деньги, да еще в торговом квартале? Все, кто приходит в торговый квартал, хотят что-то купить или продать. Деньги потом, сначала договор. Кто же сюда пойдет с деньгами?
Вот оно что! Значит, я забрела в своих исследованиях в один из торговых узлов арабского района.
— Неужели так страшно?
— Ничего страшного, девушка, просто глупо. Разные люди ходят по торговому кварталу. Кому охота рисковать? Ты, главное, скажи, что хочешь купить? Или продать? Я могу все найти. Кого хочешь могу найти. Клиента, товар, что угодно. Человека могу найти, если хочешь. Хочешь?
— Не хочу.
— Так чего ж тебе надо?!
— Ничего мне не надо, только отстань.
— Так не бывает. Не хочешь говорить! Не веришь. Спроси кого угодно, я могу найти все! — я почувствовала, как в ладонь ткнулось что-то шершавое и плоское. — Вот тут координаты, тут имя, как найти. Можешь искать кого хочешь, но всегда найдешь меня.
Араб отстал, а я посмотрела на визитку. Стандартный кусочек пластика. Написано: “Рамаль Ханзер” и телефон.
— Эй, девушка! — Рубаха нараспашку, черные волосы, запах пота.
Кто-то уже хватает за руку. Надо выбираться из этой торговой Мекки.
Арабский квартал — это архитектурный калейдоскоп. Иногда кажется, что все старые здания, строившиеся в Париже в разное время, переместились при помощи какого-то сильного колдовства в одну точку города, чтобы тут доживать свой век, не путаясь под ногами у застройщиков.
Большие, каменные, представляющие собой стандарты разных времен. Ничего уникального, просто многоквартирные дома, которые были недорогим жильем даже в лучшие свои годы, а сейчас постепенно превратились в один большой муравейник, не соответствующий планам и нормам. Плотность застройки позволяла соединять дома лестницами и переходами на верхних этажах, туннелями и норами в подвалах. Часто казалось, что идешь уже по чьему-то жилью, под ногами вместо асфальта появлялась внезапно, чтобы точно так же неожиданно исчезнуть, ковровая дорожка, можно было увидеть людей в домашних халатах, которые с меланхоличным видом курили трубки, сидя на бордюре. Кто-то ругался, кто-то кого-то бил, мимо ехали машины, за ширмой кто-то шумно занимался сексом, маленький публичный дом принимал клиентов.