Моя выдуманная жизнь
Шрифт:
Я помню момент нашей с Мелиссой жизни, когда она посчитала, что мне нужна помощь, что мне необходимо обратиться к психиатру, психотерапевту или кому-то в этом роде. Я понял её точку зрения, ведь мой разум оставался при мне, поэтому я решил подыграть ей и пойти на сеанс.
Мне даже в чём-то понравилось. Во всяком случае, это позволило устранить факт некоторой тоски и хандры. Специалист добавил мне уверенности, поэтому я стал изредка посещать их, когда оказывался не в духе. Так, как, например, недавно, чтобы мне было проще выйти из начального состояния лёгкой апатии.
Это
Единственное, против чего я всегда был против — лекарства. Стоило мне попробовать таблетки, которые прописал психотерапевт на первой встрече, ещё когда я жил с Мелиссой, так сразу ощутил, что они начали влиять на мою память. Я перестал вспоминать собственные сны, как бы сильно ни старался. В течение двух месяцев мне казалось, что у меня вообще не было никаких снов. Я не мог так жить и я не стал так жить, сделав выбор. Правильный ли?
***
У меня не так много точек неприятия, которые реагируют на других людей. Более того, я достаточно толерантен ко многим аспектам людских пороков и факторов их поведения. Но некоторые моменты всё-таки вызывают во мне гнев. Например, плохой человек, который знает о своём недостатке, но не исправляет его, а притворяется хорошим.
Например, глава благотворительного фонда, который периодически ворует из него. Полицейский, который берёт взятки, а потом изображает из себя защитника справедливости. Политик, который санкционирует притеснения или даже убийства разных групп людей ради собственной выгоды.
Такие люди у всех на виду. В отличие от обычных преступников, они даже не прячутся, когда совершают свои грязные делишки.
В этот раз мне снилось, что я сижу в машине и кого-то жду. Спустя не очень долгое время ко мне подсаживается мой приятель. Он принёс пару бургеров, замотанных в бумагу, которую мы разворачиваем, и начинаем их есть.
— Скажи, зачем ты это делаешь? — внезапно спрашивает мужчина.
Уже позднее я узнал, что мы сидели здесь не просто так. Ждали, пока нечистый на руку коп вернётся домой. Караулили его. Но это я узнаю уже позже, пока же просто действовал по сценарию собственного сна.
— Знаешь, я не буду затирать тебе о всеобщем благе, — отвечаю я, прожёвывая кусок. — Не так уж и сильно я пекусь о невинных, которых обирают. Дураки сами виноваты в своих бедах, — пожимаю плечами. — Почему-то у меня не возникало нужды давать копам взятки, а у тебя?
Он лишь мотнул головой, на что я хмыкнул.
— Я занимаюсь этим, потому что терпеть не могу таких ублюдков, как этот полицейский, — на мгновение прикрываю глаза, позволяя злости отразиться на лице. — Наверное, в моём сердце больше ненависти, чем любви.
Что заставляет человека отдаваться ненависти и злобе, а не доброте и любви? Существует ли некая математическая формула, которая высчитывает подобные проявления? А может, во всём виновата окружающая среда? Какие-то ещё не разгаданные выбросы от растений
Мне кажется, что каждый человек в мире может обозначаться какой-то единой доминирующей эмоцией. Она есть у всех. То самое чувство, которые преобладает над остальными. То есть, испытывая тот же гнев, человек начинает подпитывать им схожие эмоции. У него пробуждается ненависть, злость, презрение к тому, кто (или что) оказалось виновником его изначального состояния.
Я бы сказал, что в этот момент он активирует свой ген ненависти.
В то же время, если чувствуется любовь, например, к красивой девушке, то вместе с ней к объекту нашего вожделения подключается умиротворение, терпение, доброта. В такие моменты активируется ген любви, цепляя за собой аналогичные эмоции.
Сейчас во мне бушуют злоба и ненависть. Они кусают меня изнутри, заставляют действовать. Я жажду справедливости и равновесия. Баланса, который нарушен, из-за злых людей, которые притворяются добрыми.
Равновесие всегда было сильно во мне. Влияние ли это матери или я сам стал таким — мне неведомо. Но ныне я дошёл до уровня, что если ударюсь пальцем правой ноги, мне приходится ударять и палец левой, чтобы они оба почувствовали боль.
В следующий миг мой напарник прищурился, откладывая недоеденный бургер, а потом потянулся за маской. Она была выполнена в виде театрально-грустной, со слезой на краю глаза, что кажется мне весьма символичным.
Я бросил взгляд в лобовое стекло, замечая нужную цель. Полицейский только что приехал, припарковал тачку и вошёл в собственный дом. Пора.
Напоследок я снова покосился на своего приятеля. У древних греков комедии всегда завершались счастливо, а трагедии — печально. Исполнители зачастую носили маски, чтобы скрыть свою личность, дабы зрители не ассоциировали определённого актёра с какой-то конкретной ролью. Поэтому он мог обманывать их, меняя образы и маски.
Искажать восприятие других, словно они смотрели через «рыбий глаз».
Актёр мог быть королём в одной сцене и крестьянином в другой. Носить грустную маску драмы и трагедии, а потом весёлую — комедии. Ведь не зря говорят, что для того, чтобы познать счастье, нужно ощутить печаль.
Существует теория, согласно которой, чтобы какой-то определённый человек был счастлив, какой-то другой должен грустить. Возможно, это необходимо для баланса. Чтобы мир имел возможность существовать в гармонии.
Яблоки на разных концах стола!
Сейчас мой напарник был в маске грусти, а значит, пьеса закончится трагедией.
— Стой, — останавливаю я его, когда он уже открыл дверь машины. — Надо подождать.
— Почему? — удивился мой собеседник.
— Этот человек, — киваю на дом, куда вошёл полицейский, — близкий друг мэра. Если мы хотим привлечь главу города к ответственности за его коррупционные делишки, то нужно разузнать о нём побольше. В таком случае, — улыбаюсь, — у нас не возникнет сложностей, чтобы добраться до него и взглянуть в эти жадные глаза, перед тем как спустить курок.