Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа
Шрифт:
Я писал тов. Шведчикову, что необходимо всеми силами поставить советское кино на звуковые пути, и если нужно, то купить аппаратуру за границей, не дожидаясь, пока наши изобретатели дойдут до производственной стадии своих изобретений.
Медлить нельзя, ибо наши картины необходимы за границей больше, чем где-либо. Вокруг картин группируются сочувствующие СССР. Группы молодежи провозглашают Москву как учителя и центр настоящего искусства.
Интерес к нашим фильмам огромный, и его нельзя удовлетворить.
Фильмы наши помогут пятилетке не только ее популяризацией, но и валютой, если они будут звуковые и пойдут на американских экранах.
Если
Вот почему нельзя медлить.
Я пишу тебе это для того, чтобы ты пошел к кому надо и объяснил это обстоятельство.
У нас гостили инженеры-текстильщики, которые приехали покупать машины для своей промышленности, несмотря на то что такие машины производятся в СССР.
Почему же нельзя и со звуковыми аппаратами поступить так же.
Аппараты, записывающие звук, к настоящему моменту усовершенствованы до чрезвычайной простоты, и звуковая работа не труднее немой.
Легкость и чувствительность механических звуков порой превосходит живые голоса и производит такие эффекты, которые нельзя получить без микрофона и репродуктора.
Дыхание спящего ребенка и разговоры шепотом, мяуканье кошки и бульканье кипящей воды – все это сильнейшие аттракционы, сила которых еще не совсем понятна и использована. Но сила которых и сейчас, в примитивных формах, производит на зрителей неотразимое впечатление.
Мы не знаем, кто и что делает со звуком в СССР. Напиши нам, пожалуйста, об этом.
Что ты думаешь делать и не можем ли мы чем-нибудь помочь тебе? Слышали, что Пудовкин и Головня приезжают в сентябре в Голливуд. Может, и ты приедешь?
Пиши, мерзавец!
Ну а как мы живем и работаем в прежних условиях. Сейчас остановили свой выбор на сценарии «Американская трагедия» по роману Т. Драйзера. Этот материал дает нам возможность показать Америку так, как мы ее понимаем.
Это будет интересно для всех и поучительно для многих.
Голливудская кино-Академия устроила три дня назад прием и банкет для нашей компании. На вечере показывали «Потемкина» и «Старое и новое». Много было восторгов, аплодисментов и приятного.
Силы у нас скопилось много от спортивной жизни и замечательного калифорнийского климата, и думается мне, что эти силы не пропадут даром.
Скоро начнем работать вплотную.
Я мало видел Чаплина после «Обломка» и не успел расспросить его подробные впечатления. При первом свидании я это сделаю и тебе сообщу.
А пока посылаю тебе пару фотографий в подтверждение реальности нашего существования и любви, товарищеской и профессиональной, к тебе.
Но если ты, сукин сын, сам писать не будешь… [182]
То отношение к тебе будет соответственное…
Привет товарищам.
Успеха советской фильме.
Силы и бодрости тебе желает вся наша компания.
Твой Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – А. РООМУ
182
А, между прочим, еще в Европу, 17 февраля 30-го года, Ф. Эрмлер писал С. Эйзенштейну: «Скажи, пожалуйста, почему ваша младшая блядь слова ни разу не скажет? Окончательно погибла
Beverli Hills (Kalif). 30 августа 1930 г.
Дорогой Абрам Матвеевич! [183]
В Hollyvode ходит слух, что вы сбрили бороду. Неужели правда? Пришлите карточку, интересуемся.
Как ваши дела, что ставите и вообще, что за новости, пишите [184] . Мы работаем над сценарием «Американской трагедии», думаем эту вещь здесь поставить. Всем привет.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
183
Приписка Александрова к письму Эйзенштейна.
184
Между прочим, пока они осваивали звук в Голливуде, А. Роом уже практически внедрял его в СССР и в том же 1930 г. был автором одной из первых сборных «Звуковых программ».
Голливуд. 8 сентября 1930 г.
Мы смеялись, Перл, мы вместе со Стариком смеялись…
Смеялись над тем письмом, которое получил от меня Пудовкин или, вернее, над тем, которое он не получил.
Я хотел бы посмотреть то письмо, о котором идет речь и которое высоко котируется.
Вот Шкловский, оказывается, меня меньше знает, чем я думал. Когда Шкловского встретите, передайте ему мое уважение и вместе с уважением мое удивление по поводу непроверенного «предательства» и выводов, столь непроверенных.
Мне нет сейчас необходимости переписывать все письмо для Вашего сведения, а копию я имею только одну и не могу послать ее Вам. Но цитату из письма, на основании которой Пудовкин мог создать столь чудовищные предположения, перепечатываю Вам целиком и полностью:
«От Эйзена шлю заочно привет, так как не видел его эти дни».
Вот и все о наших внутренних делах, и это было действительно так, ибо Эйзен в те времена гостил у дирекции в Малибу и не был дома четыре дня.
Остальное в письме касается информации о звукосъемках, фильмах, теориях монтажа и мыслях о перспективах звукового кино.
Если эта строчка считается в Москве предательской, то я не знаю, что такое предательство. Пудовкину я своевременно напишу свои мысли об этом.
А со Стариком у нас сейчас контакт полный, дружба прежняя, улучшенная боями, совместными приключениями и усиленная разными познаниями разных специальностей режиссерского мастерства.
О будущем по отдельности мы, признаться, не думали, и никаких признаков и причин к этому нет.
Вот почему мы смеялись вместе, и не над Вашим письмом, а над тем, что умеет делать «режиссерская порода» с приличными письмами [185] .
185
Александров слишком горячо и долго, с акцентировкой текста, разуверяет Аташеву, а заодно с ней В. Шкловского и Вс. Пудовкина, которые могли подумать об их отношениях с Эйзенштейном, чтобы поверить в действительную нерушимость на тот момент его дружбы и сотрудничества с Учителем.