Моя жена – ведьма. Дилогия
Шрифт:
– Что ей было нужно?
– Карта Тартара, – недоумённо поёжился Семецкий. – Но для чего столь юной особе понадобилось знать расположение одной из самых древних преисподних мира… Товарищч, она же не намерена водить туда экскурсии?
– Конечно нет. Вот разве что ей взбрело в голову истребить всех тамошних демонов?
– Святой Иаков, шоб я так жил! Да у вашей девочки мания величия…
– Скорее, обострённое чувство социальной справедливости. Хотя тут она явно переигрывает… Но, судя по всему, вы не отдали ей карту?
– А чего же ради?! Ведь я жив и… Она сама виновата – почему-то не захотела меня убивать!
– Всё правильно, Банни только мнит себя борцом со Злом в любом его проявлении, но ещё не успела настолько очерстветь сердцем, чтобы хладнокровно лишить человека жизни из-за какой-то бумажки, – раздумчиво пояснил я, почёсывая
– Ничего особенного… Она ничего вам не говорила?
– Нет, нынешние дети вообще мало чего объясняют взрослым. Ну, может быть, кроме некоторых вопросов секса… Она начала угрожать, я проявил твёрдость и таки позвал на помощь!
– Вы имеете в виду звонок к сэру Мэлори?
– Да, и его тоже. Девица охотно предоставила мне право одного телефонного звонка, видимо надеясь, шо я заранее побеспокою ближайшее отделение морга.
– А, вот ещё… – вовремя вспомнил я. – Где-то тут кричала девушка. Визг был слышен за два квартала!
Мэтр Семецкий скорчил удивлённую физиономию и так густо покраснел, что дополнительные вопросы на эту тему стали лишними.
– Вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном?
– За-ради бога, товарищч…
Наш общий друг (речь идёт, естественно, о сэре Мэлори) выслушал меня, почти не перебивая. Я бегло обрисовал обстановку, успокоил насчёт состояния здоровья хозяина лавки и что-то там наплёл по поводу непозволительной роскоши траты стихозаклинаний по каждому мелкому поводу. Короче, доверчивый маг сразу всему поверил, продиктовал в трубку волшебные слова (по счастью, ни разу не «сботыгрямкнув»!), и я принял прежний человеческий облик. Затем в комнате появились два банных халата, заказанных Наташей. Меня немного задело, что прибыли они с изрядным опозданием, но у знаменитого писателя прогрессирующий старческий склероз, так что могли бы и не прибыть вовсе. Мэтр Семецкий деликатно отвернулся. Подпоясав короткий махровый халатик, я пожелал визгливому библиофилу всего хорошего, пообещав впредь избавить его от разрушительных визитов нашей летающей сестрёнки. Книготорговец самолично проводил меня к выходу и уже на самом пороге с какой-то невразумительной обидой в голосе в пятый раз уточнил:
– Значит, ви таки не будете меня убивать?
– Не буду, – подтвердил я. – А кстати, почему вы всё время об этом спрашиваете? Вас ведь убивали столько раз, что давно можно было бы и привыкнуть.
– Ой, не позорьте мою лысину, товарищч! Есть вещи, привыкнуть к которым невозможно. Во-первых, когда вас убивают, это всё ещё больно. Во-вторых, я трачу бешеные деньги на отстирывание собственных сорочек от моей же крови. И в-третьих, всё это дико надоедает! Ну ладно бы раз, другой, третий… Это я ещё могу понять, в конце концов, все мы люди… Так нет, местные умники объявили убийство бедного Семецкого национальной традицией! Они даже дают за это ежегодную премию! Ви себе представляете – премия тому, кто лучше убьёт Семецкого… И шо ви скажете?!
– Возмутительное хамство! – искренне посочувствовал я, на моей памяти подобных прецедентов история не знала. – Не сомневайтесь, пожалуйста, во мне не так развиты стадные чувства. Если вас убивают все, то – не я!
– Ви поразили меня в самое сердце… – Хозяин лавки захлопнул тяжёлую дверь, оставив меня на улице в некотором недоумении. Вроде бы мои обещания его огорчили…
Анцифера и Фармазона я увидел на лавочке, в двух шагах от волшебным образом восстановившейся витрины. И чёрт, и ангел в своих собственных, не маскарадных, одеждах сидели рядышком, хлюпая носами и вытирая мокрыми рукавами щедрые сентиментальные слёзы. Я втиснулся посередине: близнецы так и оставались своего обычного роста, то есть с меня, и расталкивать их локтями в стороны было делом нелёгким.
– Какой человек… какая душа… какие муки… Палачи!
– И не говори, Циля… Вот веришь – нет, поубивал бы!
– Но он-то, он… Страстотерпец!
– А я о чём?! Да мы их всех на одной сковороде, без масла…
– Премию они дают… Понимают ли, над чем потешаются, сребролюбцы?!
– Циля, я ими займусь… Я на них Сергуньку спущу! Ты ж меня знаешь, вот гадом буду…
– Погодите, у меня, кажется, действительно были какие-то подходящие строчки… – постарался припомнить я. – Насчёт наказания лауреатов премии ничего
– Заклинание? – с надеждой улыбнулись парни.
– Стихотворение, – наставительно поправил я. Когда-то давно, в период романтического увлечения морем, у меня сложился целый цикл стихов о капитанах. Не знаю, насколько уж они хороши, но, может быть, мэтру Семецкому и не помешает чуть-чуть повысить самооценку. Как знать, может, и он в детстве мечтал стать героем? Если же нет, так пусть хоть просто вспомнит молодость…
Надоело… Я устал притворяться. Коль поймёте – не осудите строго… Ну, какой я капитан, что вы, братцы?! Отправляйтесь без меня, ради бога! Грани жанра не увяжешь с судьбою… Жизнь придумаешь себе поподробней… И ведь было это всё не со мною, Но от первого лица петь удобней. Я особо и не врал, право слово, Мне и штилей и ветров – даже слишком. Что касается штормов, безусловно, Мне о них известно только по книжкам… Все моря мои на контурной карте, Разрисованы старательно, с толком. Я писал стихи в каком-то азарте И себя считал просоленным волком! Океан ко мне вливался сквозь стены, И я впитывал раскрывшейся кожей Крики чаек, клокотание пены, Раздававшиеся где-то в прихожей… Что поделаешь, вот так всё и было. Век в матрасной суете, на кровати… Моё время от меня уходило На сверкающем, как солнце, фрегате! Я умнее стал и многое знаю, И наивных планов больше не строю. Ну, какой я капитан? Понимаю, Самому смешно… Да что же такое?! А… послать всю эту жизнь, тоже тяжко… Да, прощайте. Не увидимся вскоре. Привезите мне на память тельняшку Или раковину с запахом моря…– Как полагаете, что-нибудь в таком роде подойдёт?
– Не думаю… – откровенно высказался Фармазон. – Стишок в целом ничего, но жизнеутверждающим его никак не назовёшь. В принципе, конечно, можешь и прочитать, но, по-моему, от таких строф мужичонка окончательно впадёт в слюнявую сентиментальность.
– Я тоже считаю его достаточно безобидным, – согласно кивнул белый ангел. – И, кстати, это очень хорошая идея – читать стихотворение сначала нам, а уж потом использовать в практике. Мы бы избавились от риска катастрофических результатов, весомо снизив процент вероятности впадения в грех искушения всевластием.
– Хорошо, вы оба правы. Ну так что, вернёмся в дом и проверим стихотворение непосредственно на объекте?
Ангел пожал плечами, а чёрт, повернув голову, чуть сипло доложил:
– Конкретный шухер, кореша! Клешнями не махать, сидим без дёрганья, как лапочки. Ибо вон Цилин процент сам сюда шкандыбает, и в таком виде – мама, не горюй!
Вывернув шеи вслед за Фармазоном, я и Анцифер тоже замерли в немом восхищении. Понять наше душевное состояние было несложно: на пороге собственной книжной лавки, подбоченясь, стоял сам мэтр Семецкий. Свободный потрёпанный китель, брюки клёш, забекрененная фуражка с «крабом», трубка в зубах и здоровенный гарпун в правой руке. Лёгкость, с которой он помахивал зазубренной железякой, казалась немыслимой… Неужели перед нами тот самый человек, что ещё полчаса назад, едва ли не плача, умолял меня не убивать его?! Раскачиваясь, как старый баркас, ухмыляющийся библиофил подошёл к нам и встал напротив меня, широко расставив ноги. Близнецы, не сговариваясь, рассосались по краям так, словно они меня вообще в первый раз видят…