Моя жизнь и прекрасная игра
Шрифт:
Мы с Зокой могли часами играть в эту игру, особенно в дождливые дни или по вечерам перед сном. Зока был искусным игроком и постоянно обыгрывал меня. Я возмущался, кричал, что он жульничает. В конце концов мы оба оказывались на полу, где, осыпая друг друга ударами, выясняли отношения. Финал был известен: я получал затрещину, а Зока, как обычно, легкое внушение.
В один прекрасный день (он до сих пор у меня в памяти) Дондиньо, держа в руках брюки, вошел в комнату, где Зока и я играли в пуговичный футбол. Отец взял со стола одну из пуговиц, приложил ее к тому месту на брюках, где она должна была быть, и многозначительно посмотрел на нас.
"Это Дико!" — выпалил Зока.
Для меня это было полной неожиданностью. Когда Дондиньо протянул руку, чтобы схватить меня за шиворот, я находился уже по другую сторону стола и через секунду пулей вылетел во двор. Мне повезло: в заборе были лазейки, и я легко проскользнул через одну из них, а Дондиньо застрял. До наступления сумерек я придумывал месть своему младшему брату за его коварство. К счастью, когда я вернулся домой, Дондиньо уже разобрался, что пуговица, которой мы играли, не имела отношения к его брюкам. Поэтому я был помилован.
И все же желание при первом удобном случае отомстить Зоке долго не покидало меня. Признаться, я никогда не смог бы сказать: "Это Зока!" Даже если бы такая мысль и мелькнула у меня в голове.
В памяти запечатлелся еще один случай. Я наблюдал за матчем, в котором играл отец. В одном из эпизодов Дондиньо, подхватив мяч, мастерски обыграл защитников и вышел к воротам. Гол, казалось, неминуем, но удар у отца почему-то не получился. Я не мог скрыть разочарования. Сидевший рядом болельщик завопил:
"Дурачок! Клоун! Из твоей ноги получится хорошая жердь для белья! Эй, ты, деревянная нога!"
Я буквально закипел от ярости. Мой сосед был раза в два выше меня, но в тот момент во мне поднялась волна безудержного гнева. Дрожа от негодования, я смотрел на него в упор.
"Кого это ты назвал деревянной ногой? Кого ты назвал дурачком? Это твоя мать дурочка!"
Он в изумлении смотрел на меня сверху вниз. Когда же до него дошел смысл моих слов, он побагровел от ярости.
"Черный ублюдок, заткни глотку и вали отсюда!"
Я схватил обломок кирпича, который прибавил мне храбрости, и рассмеялся ему прямо в лицо.
"Не выйдет. Кишка тонка!"
В это время вмешался один из зрителей, по всей видимости, приятель моего отца.
"Попробуй только тронь мальчишку. Пожалеешь".
Обозленный болельщик ударил моего заступника кулаком. И тут началась, что называется, куча мала. Мне удалось отделаться лишь несколькими синяками. Потасовка была грандиозной. Прибыла полиция, но и она не смогла навести порядок. Только когда вмешались военные, драка была прекращена.
Дондиньо вернулся домой раньше меня. Он потребовал, чтобы я рассказал ему, что произошло. Судя по всему, отец уже был в курсе дела, так что врать не было никакого смысла. Дондиньо сурово покачал головой.
"Ты без драк уже не можешь. Пора с этим кончать, — сказал он. — Если ты всерьез думаешь стать футболистом, тебе надо научиться владеть собой. Китайцы говорят: "Если человек сжимает кулаки, значит, он исчерпал свои аргументы".
Мне показалось, что отец впервые заговорил со мной как со взрослым. Я почувствовал, что он всерьез допускает мысль о моей футбольной карьере.
"Но он обзывал тебя!"
Эти слова, видимо, не произвели на Дондиньо никакого впечатления.
"Учти, на поле играют две команды, у каждой из них свои болельщики. Что одних радует, других злит. Кто-нибудь из числа одних или других все равно будет обзывать тебя. К этому надо привыкнуть. И если не хочешь запомнить китайскую пословицу, заруби себе на носу, на футбольном поле нельзя терять самообладания, иначе ты не сможешь хорошо играть. Кроме того, тебя могут удалить, отчего пострадаешь не только ты, но и команда. И еще, — добавил Дондиньо, — игрок теряет контроль над собой потому, что он злится на самого себя, зная, что не прав. Поэтому пойди на улицу и ущипни себя. И впредь не затевай никаких драк".
После той драки на стадионе Дондиньо стал уделять еще больше внимания мне и моим футбольным увлечениям. Хотя работа в больнице и выступления за "БАК" отнимали у него массу времени, он иногда выкраивал часок, чтобы посмотреть игру "босоногих". Когда после матча мы возвращались вместе домой, он нередко говорил: "Сегодня ты слишком увлекался индивидуальной игрой, а ведь футбол — игра коллективная. Если бы ты отдал мяч Зе Порто, тот наверняка забил бы гол. Ведь он стоял совсем открытым. Так и просил дать ему мяч".
Или:
"Помнишь, как сложилась игра сразу после перерыва? Зачем ты отдал мяч Луизиньо? Он же был закрыт. Ты мог бы сам пройти вперед и ударить по воротам. Почему ты этого не сделал?"
Смущенный, я бормотал что-то невнятное в свое оправдание.
"Скажи откровенно, почему ты отпасовал мяч? Надо было хорошенько подумать. На футбольном поле ты не имеешь права действовать безответственно. Учись принимать решения мгновенно, старайся все предвидеть. А еще надо учиться играть интуитивно, но в зависимости от обстановки. Без этого классный футболист не получится".
Хоть я не очень жаловал авторитеты, однако к его советам относился со всей серьезностью. Я считал и до сих пор считаю, что Дондиньо был одним из лучших футболистов Бразилии, и только полученная травма не позволила ему добиться высших спортивных достижений. Я дорожил советами Дондиньо еще и потому, что твердо знал: он любит меня и искренне старается мне помочь. Ведь отец был отменным воспитателем.
Вспоминается, как он умел воздействовать на меня своим примером. Ни разу я не видел его с сигаретой или за выпивкой. Он постоянно следил за собой, за своей спортивной формой, считая, что это послужит мне и Зоке наглядным примером для подражания.