Моя жизнь и прекрасная игра
Шрифт:
Мы достаточно хорошо знали остальные команды, поскольку неоднократно встречались с ними еще в "босоногую" пору. У нас было преимущество в сыгранности: мы играли вместе дольше любого соперника. Каждый из нас четко знал свои слабые и сильные стороны. Мы даже могли предвидеть, кто как сыграет, но главная наша сила была в коллективизме. Раньше мы играли прямо на избитой рытвинами улице или на поле, которое тоже никогда не было ровным, гоняя босиком тряпичный мяч. (Играть в настоящей футбольной форме и на травяном поле было для нас пределом мечтаний.) В этих условиях вырос уровень нашей игры. Мы показывали футбол, который вызывал одобрение зрителей, причем не только из-за непрерывных побед. Поговаривали, что класс нашей игры куда выше обычной детской команды.
Зрителей на матчах с нашим участием становилось все больше. Мэр города Никола Авалоне, по инициативе которого проводился этот турнир, был владельцем нашей местной газеты "Бауру дэйли", поэтому реклама турниру была обеспечена.
Мы вовсю тренировались. Каждый день накануне официальных матчей независимо от любых других занятий, школьных уроков, работы чистильщиком сапог или обязательств вносить посильный вклад в семейный бюджет — никто их с нас не снимал! — мы проводили на футбольном поле. Мы отрабатывали ведение и отбор мяча, удары головой, били одиннадцатиметровые, свободные, штрафные удары с любой точки поля. И так час за часом — то левой, то правой ногой. Наши тренировки продолжались, как правило, дотемна.
Когда настал день финальной игры, после которой победителю будет вручен кубок Николы Авалоне, я впервые в своей жизни ощутил нервное возбуждение на футбольном поле. Стадион почти на пять тысяч мест был заполнен до отказа. А ведь мы были еще детьми. Мне, на пример, исполнилось всего двенадцать лет, а старшему в нашей команде Зе Роберто — четырнадцать. Ну чем мы могли удивить эту толпу?
И вот мы, группа мальчишек, вышли на поле под оглушительные крики болельщиков, словно играть должна была команда взрослых. Это было непривычное ощущение…
Как только началась игра, мое возбуждение сняло как рукой. Я внушил себе, что это не финальный матч, а очередная игра, похожая на все предыдущие, в которых я участвовал. Я забыл о зрителях на трибунах и весь сосредоточился на победе. Я даже не отдавал себе отчета в том, что за моей игрой наблюдает Дондиньо. Самым главным теперь было забить мяч!
Мы выиграли. Но не просто выиграли, а с большим перевесом. И я в этой игре был лучшим бомбардиром. Мы победители! Кубок Николы Авалоне был нашим самым первым спортивным трофеем. Мы получили его из рук мэра. Потом на манер заправских чемпионов мы совершили круг почета, держа в вытянутых руках завоеванный трофей. Зрители, поднявшись со своих мест, бурно приветствовали нас. По утвердившейся традиции на поле летели монеты. Из моря впечатлений мне особенно запомнилось, как толпа скандировала: "Пеле! Пеле!" С этого момента я перестал ненавидеть свое имя, оно даже стало мне нравиться.
После игры отец слегка прижал меня к себе:
"Ты сыграл великолепно, Дико! Я сам не смог бы сыграть лучше!"
Мы пришли домой. Дондиньо торжественно объявил о нашей победе. Я впервые заметил улыбку на лице матери при обсуждении футбольной темы. Она крепко обняла меня и поздравила.
Мать ни разу не видела, как я играю — ни с трибуны стадиона, ни по телевизору. К тому же дона Селесте ни разу не слушала репортаж по радио о матче с моим участием. Она утверждает, что очень нервничает, как бы я не получил травму, как Дондиньо. И еще она постоянно думает об ответственности команды и каждого ее игрока перед клубом и болельщиками. Она смотрела на экране телевизионные повторы некоторых матчей, но лишь по окончании игры, когда уже известен результат и она знает, что я не был травмирован, а если и был, то полученная травма не вызывает опасений. К счастью, в футбольных состязаниях мне удавалось избегать травм, которые серьезно сказались бы на моей спортивной карьере.
Я не думаю, что моя мать вообще игнорирует футбол. С отцом она познакомилась именно на футбольном матче. Вместе с тем футбол как раз причинил ей немало страданий! Независимо от моих успехов она не может забыть прошлого и избавиться от волнений о будущем.
В полдень того самого дня, когда "Америкина" выиграла первенство города Бауру, я был словно заведенный. От чрезмерного возбуждения я никак не мог прийти в себя и, наверное, порядком всем надоел.
"Мама, если бы ты видела, как зрители приветствовали меня. Они громко скандировали: "Пеле! Пеле!" Значит, я им понравился. А сидевшие в ближних рядах бросали на поле деньги. Ребята отдали их мне, потому что я был лучшим бомбардиром. Целых тридцать шесть крузейро! Мама, я был звездой в этом матче. Спроси папу. Если бы ты была на матче! Тридцать шесть крузейро, мама!"
Тридцать шесть крузейро по нашей тогдашней жизни были солидной суммой. На них можно было купить три килограмма бобов, пару килограммов кофе и еще осталось бы на сахар. Но моя мать, несмотря на ее сугубо индивидуальное отношение к футболу, слишком долго прожила в доме, где эта игра была темой номер один, чтобы не знать и не уважать соответствующий протокол.
"Не ты один заслужил эти деньги, — сказала она. — После ужина пойдешь и разделишь их с товарищами по команде".
Хотя дона Селесте и не произнесла вслух, но мне кажется, она подумала: если эти тридцать шесть крузейро привяжут тебя к футболу, то я совершила опрометчивый шаг.
Я ответил просто: "Спасибо, мама", — в этот момент еще больше полюбив ее за сказанные слова.
Мой брат Зока, который весь матч просидел на скамейке запасных, возбужденно кричал:
"Дико, послушай, Дико! Ты помнишь, когда…"
И мы снова во всех деталях "проигрывали" матч.
После ужина мы с Зокой отправились к ребятам, чтобы поделиться с ними тем фантастическим богатством, которое собрали на поле. Представляю себе, как были рады дона Селесте, дона Амброзина и даже Дондиньо, когда мы ушли. Ведь в доме наконец-то наступила тишина.
Выступления нашей "Америкины" проходили, как у нас принято выражаться, при попутном ветре. Мы играли со многими командами наших сверстников, а также с коллективами, сформированными из более старших, опытных ребят, и ни одного матча не проиграли. Мы так были избалованы победами, что даже ничья доставляла нам огорчение. Но неожиданно Зе Лейте переехал в Сан-Паулу; мы одновременно лишились и тренера, и трех лучших игроков: Зе Роберто, Зе Марии и Зе Луиса. За короткий срок мы превратились в самую заурядную команду, в которой каждый рвался давать указания и в которой было одиннадцать тренеров, пятнадцать воспитателей и двадцать два игрока, действовавших по принципу кто в лес, кто по дрова. В общем, такая команда полностью лишалась всяких шансов на успех. Нас стали преследовать неудачи, и вскоре "Америкина" вообще перестала существовать.
Мне тогда исполнилось тринадцать лет, и перешел я в четвертый класс. Поскольку я плохо учился и пропускал уроки, в третьем классе мне пришлось просидеть два года. Я нисколько не сомневался, что и в четвертом останусь на второй год. Это меня очень удручало. Я разочаровался в системе образования и в методах обучения. Но дона Селесте была непреклонна. Она с большой неохотой примирилась с тем, что мне не суждено стать врачом или адвокатом. Тем не менее я продолжал учиться, по крайней мере для того, чтобы окончить начальную школу, а не то! В страхе перед этим "а не то" я старался не пропускать уроков.