Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Шрифт:
То было началом моей дружбы с Гертрудой Стайн, и с тех пор я должна была обращаться к ней только по имени. Но никогда не приспособилась называть жену Майкла Стайна «Салли» — она так и осталась Сарой. С Майклом все обстояло проще. Мне доводилось больше встречаться с ним, чем с Сарой, но чаще всего я виделась с Гертрудой.
Гарриет и я навещали улицу Флерюс по субботним вечерам. Трижды в неделю у меня были уроки французского. Поскольку Фернанда проявляла мало интереса к чему-нибудь, кроме одежды и духов, я вскоре стала брать ее на выставки картин и встречаться с ее подругами — Алис Дерен и Жермен Пишо в ее квартире на Монмартре. Квартира была меблирована с большой тщательностью арендованными вещами: пианино, турецкие покрывала для кровати и стола, чаши из матового стекла и пепельницы. Испорченный вкус. Я предложила Фернанде
Фернанда оказалась трудной знакомой, завидовала другим женщинам, их красоте, вниманию со стороны мужчин. Но была без ума от Эвелин Зо — маленькой, бесцветной, невыразительной актрисы и модели, которая в то время не сходила со страниц газет.
Фернанда привораживала Пабло своей внешностью. Гораздо позже, когда они расстались окончательно, он выразился о ней так: «Мне никогда не нравились ее фокусы, но ее красота всегда удерживала меня». Во время болезни Фернанды, Пабло оплатил большую часть расходов за ее пребывание в отличной частной лечебнице. Когда я посетила там Фернанду, то поразилась ее красоте.
Фернанда поведала мне превеликое множество историй о Ван Донген, Жермен Пишо, Мари Лорансен. Мари Лорансен в те ранние годы выглядела простоватой девушкой — близорукие, навыкате глаза, чересчур толстые губы, а по темпераменту и поведению напоминала нам некое странное мифологическое животное. Фернанда говорила, что Мари, словно маленькое животное, издавала шипящие, диковатые звуки, и Пабло не мог выносить ни их, ни ее саму.
Гертруду одолевало желание узнать, носит ли Фернанда свои большие золотые испанские серьги в виде колец. Лишь несколько недель спустя мне открыли смысл этой заинтересованности. Фернанда поссорилась с Пикассо, и сейчас, по прошествии некоторого времени, снесла их в ломбард. Это означало, что для нее наступило безденежье, и они скоро помирятся.
Фернанда отказалась от своей квартиры и переехала в студию Пикассо на улице Равиньян. Именно в этот период я стала брать ее с собой за покупками, на выставки собак и кошек, на все, что могло бы послужить ей темой для разговоров. Пабло остался благодарен мне, сбыв с себя заботу о Фернанде.
Я встречалась с ними по субботним вечерам на улице Флерюс. Там же, среди множества прочих, увидела и Луиз Хейден. Луиз собиралась стать концертным пианистом, готовилась в Мюнхене, но устав от города, переехала с матерью в Париж. Они нашли хорошо отапливаемую квартиру на бульваре Распай и я часто их навещала. Вскоре Луиз стала одним из любимейших учеников Филлипа [22] , известного в Париже наставника и пианиста. Гертруда считала, что именно он научил ее играть чересчур быстро.
22
Токлас имеет в виду, видимо, Исидора Филиппа (фр. Isidor Edmond Philipp, 1863–1958).
Однажды пересекая Люксембургский сад, я встретила Лесли Хантера, художника из Сан-Франциско, крупного, упитанного шотландца. Он навещал меня и брал с собой в длительные, холодные, зимние прогулки. Я показала ему картины на улице Флерюс, он был глубоко шокирован. Он пожалел, что пошел смотреть их. Ведь его стиль вырабатывался под влиянием сэра Томаса Лоуренса.
В этот период произошел новый и тревожный инцидент. Еще в Сан-Франциско Гарриет попала под влияние миссис Кинг, обладавшей мощным интеллектом. Миссис Кинг, жена викария Высшей Церкви, пыталась вбить в голову Гарриет концепцию своего мужа о Боге. Бедняжка Гарриет, терзаясь, поделилась своими проблемами с Гертрудой. Между ними состоялись продолжительные дискуссии, и однажды Гертруда сказала девушке, что у нее ничего другого не остается, как покончить с собой. Это расстроило меня больше, чем саму Гарриет, которая впала в глубокий транс. Гертруда отправилась домой, а я — обедать. Вернувшись, я обнаружила в своей комнате на письменном столе записку, нацарапанную Гарриет. В ней содержалась просьба не будить ее утром — она сама даст знать, когда проснется. Я уснула за чтением одного из тридцати томов о жизни Жорж Санд, который приобрела в лавке поддержанной литературы на улице Вожирар.
Ранним утром Гарриет разбудила меня, повторяя: «Элис, быстренько иди ко мне». Набросив платье, я поторопилась к Гарриет. Она сидела на кровати, ее маленькие выразительные глаза блестели как никогда прежде. «Я видела Бога! — сказала она блаженным голосом. — Он явился мне в виде капли воды с небес». «Очень рада за тебя», — начала было я, но она жестом прервала: «Иди к Гертруде и немедленно приведи сюда. Я неотлагательно должна ее видеть».
Одевшись, я спустилась в холл, наняла фиакр и попросила отвезти на улицу Флерюс, и там подождать. На часах было половина девятого. Элен предупредила, что мадмуазель Гертруда еще спит, а будить себя не позволяет. Но этим утром было неотложное дело. Элен отправилась наверх, и я услышала сильный стук в дверь. Наконец, служанка вернулась с известием, что мадмуазель одевается и скоро спустится, а пока она приготовит для нас кофе. Добрая Элен!
Когда Гертруда появилась, я рассказала, что произошло. Гертруда разразилась смехом: «Гарриет предпочла видеть Бога, а не убивать себя. Что же мне делать с ней? Придется найти того, кто возьмет на себя решение ее проблемы. Может, Салли».
В отеле я оставила их наедине, а сама приняла ванну, оделась и выпила еще кофе.
В течение нескольких последующих дней имели место таинственные беседы Гарриет с Сарой, адептом Научной Церкви Христа. Уговаривали ли ее присоединиться к этой церкви? Со мной не делились, но в тех редких случаях, когда я видела Гарриет, она стала прежней.
В эти же дни Гертруда рассказала мне, что Салли не потерпит ее участия в духовном спасении Гарриет. Да, и сама Гертруда не желала этим заниматься. Поэтому мы уходили гулять или посещали картинные галереи.
Но вскоре Сара решила, что Гарриет отнимает чересчур много времени, от чего страдают ее занятия рисованием. Как раз в то время Сара стала любимой ученицей Матисса в школе, которую она и Патрик Генри Брюс убедили его открыть. Они же нашли и очень большую студию недалеко от квартиры Матисса и его собственной студии. Студия была дешевой даже по тем временам. Гертруда всегда величала Матисса le cher maitre [23] , в насмешку, конечно.
23
Дорогой учитель (фр.).
Школу посещали иностранцы — три американца, несколько чехов, молодые венгры, итальянец, группа немцев. Молодая и привлекательная русская девушка, Ольга Мерсон липла то к одному, то к другому юноше. Ее не трогало их безразличие к ее прелестям. В конце концов, она проявила особый интерес к самому cher maitre. Он был светловолос, носил очки с позолоченной оправой, что делало его похожим на немецкого профессора. Возможно, в память о его студенческих годах в Германии?
Среди студентов существовала большая разобщенность во мнениях и серьезная ревность к близости Сары Стайн и Матисса — результат приобретения его картин Майклом Стайном. Пат Брюс обычно появлялся на улице Флерюс по субботним вечерам после визита на улицу Мадам. У него был острый глаз и не менее острый язык. Он считал, что Сара Стайн обожала Матисса скорее как мужчину, чем художника, ибо Брюс был искренним поклонником и последователем школы Матисса. Отзываясь о том времени, он говорил, что достойна сожаления борьба не великих художников, а второстепенных. Не был ли он одним из таких?
Брюс был несимпатичен как человек, ничтожен как художник, но соглашался с мнением Матисса о Пикассо. Матисс утверждал, что симпатия Гертруды к Пикассо и ее визиты на улицу Равиньян были вызваны скорее спектаклем, который она имела возможность наблюдать. Гертруда, услышав это, разразилась характерным для нее приступом смеха, даже не рассердилась. У меня же начинало складываться собственное мнение о cher maitre.
Сара Стайн сообщила Гертруде, что отказалась от духовной опеки Гарриет. По их мнению, эту проблему следовало передать Дэйвиду Эдстрому. Дэйвид Эдстром был привлекательным молодым шведским скульптором. Живя во Флоренции несколько лет, он знавал многих американок, но ни одной, подобной Гарриет, прежде не встречал. Вскоре он поведал Гертруде интересные истории о духовной жизни Гарриет.