Моя жизнь с путешественником
Шрифт:
7 сентября 1998 года. Чарльстон
В два часа ночи по местному времени, после пятнадцатиминутного лихорадочного поиска, мы с Оскаром наконец нашли катер волонтера Банги в центре «Марина». Его сложно было увидеть среди множества прижимающихся друг к другу, разнообразных по размеру и предназначению частных суденышек, стоящих на застойной и дурно пахнущей воде реки Купер. Мы обнаружили катер благодаря плотной высокой фигуре американца, которому предстояло вместе с не менее крепким, но низкорослым напарником вывести нас из реки в океан. Там за горизонтом
Я считала секунды и вздрагивала от каждого движения двух парней, спокойно занявших свои места и махнувших нам: «Держитесь!» Катер рванул с космической скоростью. Я испытывала такую качку впервые и поэтому на всякий случай со всей силой прижималась к какой-то вертикальной стойке посередине катера. Одна мысль меня беспокоила: не пропасть в этом огромном пространстве в тот момент, когда яхта и мой муж на ней появятся на видимом горизонте.
Полная луна с одинокой звездой, покрытая прозрачным облаком, словно фатой или саваном, тихий ветер и знойный воздух создавали ощущение нереальности происходящего.
Интересно, какой будет граница, где закончится река и начнется океан? Впервые в своей жизни я выходила в открытый океан, но разве могло это обстоятельство волновать меня в большей мере, чем встреча с Федором?
Когда наконец яхта показалась с правой стороны, я сказала Оскару с волнением:
– А он там не один, с Федором какой-то человек.
Это был моряк с корабля «Cost Gard».
Федор стоял на палубе босой, в одних шортах, без головного убора. Разросшиеся волосы и борода закрывали почти все лицо. Не видно было ничего, кроме его глаз. На лице были одни глаза! Прозрачные и скорбные, грустно смотрящие на нас. Я увидела эти неземные глаза издалека. Это был не Федор, а кто-то другой, кто видел смерть. От потрясения я застонала. Когда мы шли на катере, я все уговаривала себя не плакать при встрече. Напрасно уговаривала. В этот момент у меня не было сил ни плакать, ни говорить, ни смотреть.
Прижавшись к Федору, я почувствовала, что от него исходит тонкий, неведомый мне запах, которому невозможно было найти аналогов. Этот запах исчез после того, как Федор день прожил в Чарльстоне, и мне было жаль, что люди не земле не умеют так пахнуть.
– Никогда я так близко не был к смерти, – первые слова, которые мы услышали от Федора, неоднократно процитированные потом в газетах.
Он обрушивал фразы, словно наносил сердечные раны, они приводили в смятение. Меня знобило от ужаса и не верилось, что все это происходило здесь. Теперь яхта шла в Чарльстон на буксире катера Банги, и не было уже прошлого наяву, но оно еще не отпустило нас.
Федор попал в ураган «Даниель», скорость которого достигала 130 миль в час. Это был ураган смерти, и теоретически судно, на котором шел Федор, шансов на спасение не имело. Лишь чудо могло сотворить иное.
Яхту Федора крутило трое суток. Все это время лодка была на боку.
– Я увидел огромную черноту, смешанную с огнем, которая накрыла меня, и я, казалось, попал в ад. Только одна соленая вода вокруг и нечем дышать. У меня вылилась солярка из канистры, 120 литров смешалось с морской водой внутри яхты. Стоя по колено в воде, я задыхался. Меня выбросило за борт, я чудом спасся, мне хотелось пить, и я просил Господа: «Только бы добраться до воды и выпить глоток!»
Когда снова оказался на яхте, то, захлебываясь от соленого воздуха с соляркой, понял, что сейчас буду умирать мучительной смертью. Я закричал: «Господи, забери меня, но только не так, не дай умереть такой смертью!..» И вдруг услышал музыку, особую, ни на что не похожую, раньше такой не слышал. Это был шепот, необычный такой, но он звучал как музыка. Потом увидел вокруг свет и глаза, которые смотрели на меня – темные и спокойные…
Федор вдруг прервал рассказ и, чуть-чуть помолчав, стремительно полез внутрь яхты. Он что-то искал на кухонном столике у газовой горелки, на которой готовил себе пищу. Наконец в руках у него мы увидели обломки ножа.
– ???
Дальше мы услышали то, о чем предпочитают молчать. Но он поведал об этом не только нам, он не скрывал случившегося и от других людей, он рассказал со слезами на глазах об этом в своей исповеди в Чарльстоне священнику отцу Анастасису. Но не для признания своей слабости, нет! Он хотел, чтобы мы хотя бы чуть-чуть осознали всю тяжесть тех физических и духовных испытаний, что выпали в этот момент на его долю. И он был безмерно благодарен Господу Богу за то, что Тот в очередной раз помог ему выжить.
– Мне на глаза попал нож. Это специальный нож, чтобы чистить рыбу. Я схватил его и хотел покончить с собой. Я не был готов умирать в муках. И тут нож сломался!.. И только когда это случилось, я пришел в себя, забился в угол, где спал, прижал к себе иконку Николая Чудотворца и трое суток, молясь, ждал исхода…
Молитва – самая тяжелая работа, и всегда человек оставляет самую сложную и тяжелую работу на потом. И вот наступило потом, наступил тот час, и я знал, как я выполню эту работу – от нее зависит моя жизнь, и я старался не прекращать работы все три дня и три ночи. С рассветом третьего дня яхта начала подниматься, как боксер на ринге, когда его посылают в нокдаун: судья считает до десяти, и вот на последних секундах он медленно, тяжело встает на свои дрожащие ноги. Так и яхта начала вставать, а я все медленнее и медленнее читал молитву, я засыпал, я так устал, за всю свою жизнь я не делал такой тяжелой работы.
Корабль «Cost Gard» обнаружил Федора благодаря его спасательному плоту, который он выбросил, но не успел в него сесть, ибо веревку, на которой он держался, оторвало. На этот раз Господь опять помог Федору. Попади он в этот спасательный плот, неизвестно, что бы с ним было…
Американский корабль искал рыбацкий бот, попавший в шторм, а нашел Федора. Вернее, сначала его шлюпку, а потом и саму яхту.
Закончив рассказ, Федор спросил меня:
– Почему ты не заходишь внутрь яхты, Ирочка? Иди посмотри, как у меня тут все устроено.
Помедлив, я спустилась внутрь, туда, где еще недавно происходила эта ужасная драма. Присев на лавочку рядом со столиком, где находились разные приборы, я смотрела на стенку: там висели иконки Иисуса Христа, Пантелеймона-целителя и Николая Чудотворца, семейные фотографии, телефон, по которому Федя с нами разговаривал.
На всем чувствовался налет скорби. Белые стены пластика давили, и казалось, что я в скафандре. Сильно пахло плесенью и соляркой. Я постаралась сбросить с себя это гнетущее настроение и стала благодарить яхту за то, что она спасла моему мужу жизнь. «Спасибо тебе, родная, – шептала я. – Тебе тоже досталось от океана. Ты молодец, девочка наша, все выдержала, ты труженица у нас, ты самый надежный друг. Тебе придется еще потерпеть, но ты все выдержишь, ты ведь у нас молодец, правда?»