МОЯ. Я тебя присвою
Шрифт:
Ненавижу его! Однозначно, но.…
Есть несколько капель.
Как капли чернил, которые попали в воду: красиво расходятся дымными виражами.
Так и во мне по капле растворяется его яд, становится частью меня самой.
Обмен репликами, прикосновения.
Танец.…
Как стыдно мне за этот танец, боже.
Зачем я попой перед ним так крутила, терлась, зачем позволила его жару меня оплести, как ядовитый плющ.
А потом.…
Нет-нет, я помнить это не хочу. Лучше
Но промежность сладко пульсирует, возражая, что его порочные касания заводят.
Что ещё?
События наслаиваются, дальше будто серия негативных снимков — дрянь Зорина решила испортить мне платье!
Я выпила, ему не понравилось. Мы уехали, и все стало зыбким, туманным, вязким.
Ещё припоминаю безумие в ванной и то, как он меня поцеловал, как ласкал пальцами.
Сквозь сладкий, но липкий туман пробивается память тела, яркими всполохами возникая тут и там. Эти очаги продолжают гореть во мне и сейчас, уже после.… всего!
На меня резко накатывает понимание, что там, в ванной все не закончилось.
Темно-темно, вспышка воспоминания…
Ужас!
И я горю от стыда. Замираю, едва дыша.
Заново пылаю.…
Непонятно, чего во мне больше — ужаса и возмущения, стыда и раскаяния или не к месту появившемуся желанию.
И сквозь весь этот плотный кокон эмоций, которых слишком много, тесных и жарких, ненадежных и пламенеющих, на меня обрушиваются видения кусочками.
Слишком…
У меня даже горло перехватывает. Туго сжимаю задницу, едва не подавившись вздохом: он меня и там лапал?! Прямо туда! Бесстыжий извращенец!
По лицу — слезы бессильной злости и ярости!
Как он это со мной провернул?! Как?!
Дверь открывается.
Я не успеваю вытереть слезы и шмыгаю носом, когда на пороге спальни появляется мой мучитель.
Стыд. Снова стыд.
И ужасное понимание, что в его глазах — ни капли сожаления.
Вот ни капельки!
Высокий, подтянутый, в свободной рубашке.
Я только сейчас замечаю, какой он темный, про таких говорят — чернявый!
И глаза у него такие же… Слишком черные и пошлые, в них невозможно смотреть.
Я даже на расстоянии чувствую, что теперь ему хочется большего.
И моя роль от простого инкубатора изменилась на…
— Не смей больше меня касаться! — шепчу. — Не смей! — выкрикиваю сухим голос.
Зорин закрывает дверь, делает несколько шагов в сторону кровати, и я слишком слаба, чтобы бежать, но отползаю к самой спинке кровати.
Словно загнана в угол.
— Как самочувствие, Таша?
Мне кажется, или он произносит мое имя иначе — мягче, слаще, заигрывающе.… А глаза игриво блеснули под темными ресницы!
Жар мгновенно отпечатывается на моем лице.
— Паршиво!
Назар
— Больше не будешь пить каку.
Бесстыжий. Наглец. Подлец!
Закрываю глаза, журчит вода.
Моих пальцев касается прохладное стекло.
— Держи стакан, выпей немного.
Я не хочу его касаний, но он помогает. Самое паршивое, что если бы не его пальцы, я бы и этот стакан ко рту поднести не смогла. Я словно хлебный мякиш в теплом молоке… Тюря.
— Тебе кое-что подмешали.
— И ты.… ты этим воспользовался.
— Всего лишь помог тебе немного сбросить напряжение.
— Ты… Ты.…
— Не трахнул, — обрывает, расставив все точки над i.
Но моя задница другого мнения! И промежность тоже пульсирует, как будто знает, что это такое — быть растянутой.
— Немного надкусил, — облизывается медленно-медленно. — Только разжег аппетит.
— Довольно!
— Конечно. Отдыхай, восстанавливай силы.
Зорин поднимается, словно собирается уходить, но потом резко наклоняется и целует меня в лоб.
Так нежно и заботливо, будто он мне родитель! Вот только словечки…
— Теперь я хочу, чтобы ты так же текла и была готова дать мне все, даже попку. Но в трезвом виде. В трезвом, но пьяном от реального возбуждения, а не вызванного наркотиками…
— Этому…. Не…. бывать! — выдавливаю.
В ответ он улыбается.
Просто, сукин сын, улыбается с превосходством, словно знает что-то ещё, какой-то мой секрет выведал…
Теперь я точно уверена: надо бежать. Надо срочно…. бежать!
Глава 18
Таша
Первые сутки после памятного вечера мое самочувствие оставляло желать лучшего! Через день мне стало немного получше, но я предпочла оставаться в своей комнате. На третий день дурноты уже почти не стало, но я упорно продолжала изображать недомогание, отказывалась покидать кровать и почти ничего не ела.
Вечером третьего дня раздается стук в дверь комнаты, и я, уже научившаяся отличать, как стучат горничные из числа прислуги, мгновенно понимаю, что стучат не они.
Стук уверенный, требовательный и нетерпеливый.
Застываю на месте, поняв, что это никто иной, как Зорин собственной персоной!
Зачем тебя ко мне принесло?
Видеть его до сих пор сложно.
Он навещает меня каждый день, справляется о самочувствии и смотрит с видом, полным сожаления и жажды.
Ему-то понравилось.… Очень понравилось все то, что он со мной вытворял.
И мне тоже нравилось, судя по отрывкам, которые то и дело всплывают в моей памяти! Нравилось, но это была не я, это было всё самое дурное и пошлое во мне.