Мозаика любви
Шрифт:
— В ваших действиях был преднамеренный умысел, в чем он состоял? — Юридические формулировки вопросов удавались Берти блестяще.
— Я хотел испробовать действие моих чар без наркоза, который Лючии обеспечивали таблетки. Мне нужно было устранить помехи на пути к сердцу «спящей красавицы».
— Да, но какую роль могли сыграть таблетки из кальция? — уточнил Берти.
— Решающую. Улучив момент, когда Лючия оставила без присмотра свою сумку, я, как настоящий карманник, вытащил косметичку, извлек оттуда коробочку для лекарств, пересыпал ее содержимое в чехол от очков, а вместо снотворного положил безобидный кальций для укрепления зубов и костей. Я хотел, чтобы она проснулась в прямом и переносом смысле, — сообщил о своем замысле Лобанов.
— Вы не боялись нанести ее здоровью вред? Лекарство
Тот ответил:
— Мэтр, вы прекрасно знаете, что угрызения совести — неотъемлемая часть преступления. Конечно, я думал об этом и решил сохранить таблетки, чтобы вернуть их в случае ухудшения.
— Ну что ж! Порядочным человеком вас назвать трудно, но предусмотрительны вы весьма. Таблетки пригодились? — спросил Витторио с любопытством.
— Все по порядку, — предупредил клиент адвоката и задумался.
«Никакого порядка в том, что происходило тогда со мной, не было. Был хаос чувств, желаний, действий. Я залез в сумочку Лючии и выкрал таблетки. Я, который никогда не лазил даже в мамин кошелек за деньгами на пульки для пистолета или билет в кино. При всей простоте этой манипуляции кража далась мне нелегко, по спине струился пот, во рту пересохло. Мне чудилось, что все следят за моими движениями и слышат гулкие удары сердца. Когда Лючия вернулась, ее взгляд был исполнен недоумения и обиды. Казалось, она все знает, но стыдится упрекнуть меня. Я распрощался и, пренебрегая безопасностью, традициями и здравым смыслом, взял лыжи и один пошел пешком на хребет, крутой склон которого был покрыт пушистым нетронутым снегом. Опасность сломать себе шею на целине казалась мне пустяком по сравнению с только что пережитым ужасом карманного воришки. Полтора часа подъема в ботинках, с лыжами на плече по обледенелым скалам были для, меня тестом на выносливость и ловкость, который гора требовала сдать, чтобы позволить потом предаться бесконечному парению с клубящимся снежным шлейфом за спиной. Как не долог был подъем, спуск показался мне бесконечным, как может быть бесконечным мгновение сна. У подножия я «проснулся» опустошенным, спокойным и стал, не торопясь, вытряхивать снег, набившийся во все складки куртки и не застегнутый карман штанов».
— Господин Лобанов, вы опять заснули? Мне казалось, что истекшие дни вернули вам привычку бодрствовать? — ехидно заметил Берти, прерывая затянувшуюся паузу в повествовании клиента.
— Увы, моя сонливость сменилась задумчивостью. Достаньте из шкафа чехол с фотоаппаратом, пожалуйста.
— Мы будем фотографироваться? — продолжил иронизировать адвокат.
— Вот посмотрите на этот панорамный снимок. — Лобанов нашел и показал Берти на маленьком экране цифрового аппарата панораму вздымающихся снежных просторов.
— Красивый кадр, — сухо похвалил Берти.
— Обратите внимание на склон, левее трасы. Видите борозду? Это мой след. Я сфотографировал его, чтобы быть уверенным, что пережитое мною на склоне не сон, — увеличив изображение, показал Лобанов.
— Так, значит, вы попробовали действие таблеток Лючии еще раз, если боялись перепутать явь и сон? — предположил Витторио.
— Вы угадали, я решил провести испытание еще раз, но для чистоты эксперимента мне нужно было найти другого «кролика», — признался, убирая фотоаппарат в чехол, Лобанов.
— Кому же пришлось сыграть эту малопочтенную роль? — усмехнулся Берти.
— С точки зрения справедливости и гуманности случайный человек не должен был пострадать от этих затей, поэтому… — начал Анатолий.
— Поэтому вы выбрали Карло? — со смехом перебил своего собеседника адвокат.
— Вы так прозорливы всегда? — иронично заметил Лобанов и, утвердительно кивнув, объяснил: — Все получилось спонтанно. Я понял, что роль отравителя мне дается легче, чем роль вора. После спуска по целине я был спокоен и уверен в своих силах. Когда я вернулся к подъемнику, уже вечерело. У входа в тратторию, где, как всегда, толпился народ, меня окликнул Карло и попросил взять глинтвейн для него и чай для Лючии, а сам отправился сдавать ее шезлонг. Пока я ждал своей очереди у стойки, никакие преступные планы не роились в моей голове, там было волшебно пусто. Но когда, поставив бокалы и чашку на поднос, я достал портмоне, то вместе с ним из кармана, как змей-искуситель, выполз мягкий мешочек очечника с хранящимися в нем ворованными таблетками. В пустой голове что-то заработало, и я хладнокровно, не таясь, достал одну таблетку, бросил ее в бокал с горячим напитком, благоухающим винными парами, помешал пластиковой палочкой, положенной на чайное блюдце, и направился к освободившемуся столику. Когда спустя минуты появился Карло, я, не испытывая никаких опереточных сомнений, придвинул ему глинтвейн и выразил опасение, что остынет чай. Лючия появилась следом, в коконе музыки, защищающей ее от суеты, шума, ненужных слов. Она сидела рядом со мной, но казалась далекой и недоступной незнакомкой. Я так хотел, чтобы она коснулась меня хоть взглядом, но ее глаза не желали видеть ничего вокруг, они были обращены внутрь. Карло, видимо, тоже почувствовал, насколько она далека, что-то спросил, взял ее за руку, но она лишь равнодушно качнула головой. Он наклонил голову и рассеянно покрутил опустевший бокал. Я поднялся, он встал следом и почти официально попросил меня остаться ненадолго с Лючией, пока он спустится еще раз. Я понял, что у нас с ним общее средство от душевных ран — гора. И, машинально согласившись, вернулся за столик.
— Подъемник скоро отключат, — предостерег я его, забыв о других опасностях.
— Подняться успею, — махнул он рукой в сторону медленно ползущих в гору пустых штанг и поспешно вышел.
Я подошел к окну и рассеянно наблюдал, как он встал на лыжи, поймал штангу и медленно поплыл вверх. Только когда его одинокая фигура в синем с желтыми полосками комбинезоне растаяла в сумерках, я вспомнил о таблетке. Ее действие начнется минут, через пятнадцать. Успеет ли он спуститься, справится ли с сонливостью? Я вышел на улицу и стал поглядывать на склон в надежде увидеть Карло. Вскоре на трассе показался лыжник, и я успокоился. Но чем ближе он спускался, тем больше привлекал мое внимание. Вскоре я узнал в этом лыжнике служащего, который дежурил сегодня на верхней остановке. Я подошел к нему.
— Мой друг поднялся на склон последним. Вы видели его?
— Да, я дождался его, выключил подъемник и поехал вниз. Он махнул мне рукой, что-то крикнул, но я не слышал, торопился. Ему лучше спуститься сейчас, а то совсем стемнеет, — зачем-то посоветовал мне этот парень и укатил. Видимо, правда, спешил.
Я вернулся к Лючии. Она сидела, откинувшись на спинку стула, и без интереса разглядывала тонкую пленку, покрывшую ее остывший чай.
— Ждал Карло, — объяснил я ей мое отсутствие.
— Он звонил. Спускаться не будет. Темно. У него плохое самочувствие. — Ее французский язык отличало школьное однообразие.
— Ему нужна помощь? Вызвать спасателей? — с готовностью спросил я, пытаясь скрыть радость от столь неожиданного результата моего эксперимента.
— Он просит не волноваться. На станции тепло. Он там переночует. Просит вас подвезти меня до гостиницы. — Ее голос был спокоен и равнодушен по-прежнему.
— Как следует из этого эпизода, мой уважаемый клиент еще и злоупотребил доверием? — строго глядя на Лобанова, произнес адвокат, пытаясь нащупать в этой любовной мелодраме процессуальную канву.
— Я постараюсь, не отвлекая вас подробностями, перейти к описанию «состава преступления», но для этого мне нужно собраться с мыслями и вспомнить последовательность событий, — хотел ускорить повествование клиент.
Однако адвокат воспротивился:
— Пожалуйста, не упускайте ничего, мне нужно составить возможный список свидетелей защиты, к тому же мое время — ваши деньги.
Лобанов продолжил:
— Ни тревога о муже, ни свобода не нарушили ее спокойствия. Мы пошли к машине. Я зашел все-таки к дежурным спасателям и предупредил, что на верхней станции остался человек. «Там часто ночуют, если хотят встретить рассвет на Монте-Бьянке. Говорят, кто первый увидит солнце, тому все грехи простятся», — успокоил меня немолодой сторож. Вагончик фуникулера был полон последними возвращающимися лыжниками, спешащими на равнину к своим автомобилям. Я стоял около Лючии, загораживая ее от чужих рюкзаков и чехлов. Уступая место кому-то, она прижалась ко мне, и я понял, что больше всего хочу держать ее в объятиях.