Мозаика Парсифаля
Шрифт:
– Свинья! Предатель! – прохрипела женщина с искаженным лицом. – Убивай! Ты от меня ничего не добьешься!
С трудом выдерживая горячую боль в раненом плече, он предплечьем надавил ей на горло, не выпуская из руки трофейный пистолет.
– То, что я хочу узнать от вас, Режин, невозможно получить силой, – произнес он, тяжело дыша. – Неужели вы не понимаете? Эти сведения могут быть даны только добровольно.
– Ничего не скажу! Какие террористы тебя купили? Эти трусы от Майнхоф? Арабские свиньи? Израильские фанатики? «Красные бригады»? Кому ты продаешь свой товар?.. Она все поняла. Она раскусила тебя! И теперь
Хейвелок очень медленно ослабил нажим и еще медленнее отодвинулся от Бруссак. Майкл знал, что рискует. И тем не менее он пошел на этот риск. Ведь, несмотря ни на что, он знал, что представляет собой Режин Бруссак. Она же из таких, как и он. Ведь ей удалось выжить. Майкл убрал руки и, выпрямившись, посмотрел женщине прямо в глаза.
– Я не предавал никого, кроме самого себя, – начал он. – И посредством этого предательства – еще одного человека, которого люблю больше всех на земле. Я знаю, что говорю. У меня нет возможности заставить вас говорить то, что мне необходимо знать. Помимо всего прочего, вы можете легко и с успехом солгать, в результате чего я окажусь точно в таком же положении, что и десять дней тому назад. Я не стану и пытаться заставлять вас. Если я не найду ее и не сумею вернуть назад… впрочем, это не важно… Я знаю, что натворил, и это знание убивает меня. Я люблю ее… она мне необходима. Я уверен в том, что мы оба нужны друг другу. Мы – всё, что у нас обоих осталось. За долгие годы работы я наконец понял, что такое бесполезность… – С этими словами он взял пистолет за ствол правой рукой и протянул его рукояткой вперед. – Вы стреляли трижды. Там осталось еще четыре патрона.
Бруссак не шевельнулась, пристально всматриваясь ему в глаза. Потом взяла пистолет и нацелила его Майклу в голову, не отводя взгляд. Наконец выражение враждебности на ее лице сменилось откровенным изумлением. Рука с пистолетом опустилась.
– Это полный абсурд, – прошептала она. – Но я тебе верю.
– Все, что я сказал, чистая правда.
Режин бросила взгляд на часы.
– Нам надо уходить. Быстро! Они появятся через несколько минут и обыщут здесь все.
– Но куда? Я не вижу такси…
– В метро. Поедем в Рошеро. Там есть маленький сквер, где мы сможем поговорить.
– А как же ваша команда? Как вы им все объясните?
– Скажу, что устроила им тренировку, – проговорила Режин, беря его под руку и направляясь к ярко освещенной станции метро. – Скажу, что хотела проверить их готовность и бдительность. Совершенно естественно: час уже поздний, время у них свободное, а я, как известно, сука.
– Остается американское посольство, – напомнил Хейвелок.
– Да, да, я была очень предусмотрительна. Придется пораскинуть мозгами.
– Может быть, просто сказать, что я не явился на встречу? – предложил Хейвелок, потирая плечо. Боль немного прошла.
– Мерси.
Сквер на Денфер Рошеро, окруженный аккуратно подстриженными деревцами, представлял собой крошечную, заросшую травой площадку с несколькими каменными скамьями. Засыпанная гравием дорожка обегала вокруг маленького бассейна с фонтаном. Свет от единственного фонаря футах в тридцати слегка пробивался сквозь зелень деревьев. Они присели на холодную скамью, и Майкл рассказал о том, что он видел (и о том, чего не видел) на Коста-Брава. Потом он спросил Бруссак:
– Как она объяснила
– Ее предупредили и сказали, чтобы она точно следовала инструкции.
– Кто предупредил?
– Высокопоставленный правительственный чиновник из Вашингтона.
– Почему она согласилась на встречу с ним?
– Его привел человек, представившийся как старший атташе из мадридского отделения Управления консульских операций.
– Консульских? Из Мадрида? Где же в это время находился я?
– В Мадриде.
– Господи! Они все рассчитали по минутам.
– Что именно?
– Да всю операцию. Какие инструкции она получила?
– Встретиться вечером с одним человеком и покинуть с ним же Барселону.
– Они встретились?
– Нет.
– Почему?
– Она запаниковала. По ее словам, мир для нее рухнул. Ей казалось, что никому теперь нельзя верить. Она бежала.
– Слава богу! Я не знаю, кого убили той ночью на пляже, но это должна была быть Дженна. От этого вся операция выглядит еще грязнее и омерзительнее. Кто была та, ничего не подозревавшая женщина, которую пригласили погулять при луне, а вместо этого укокошили? Боже, что это за люди?!
– Узнай через Мадрид. Атташе из Консульских операций.
– Это невозможно. Ей преподнесли очередную ложь. В Мадриде нет отделения Консоп – очень поганый климат. Работа ведется в пригороде Лиссабона.
Режин посмотрела на него.
– Что происходит, Майкл?
Хейвелок наблюдал, как струя фонтана над темным бассейном уменьшалась, укорачивалась, умирая. Где-то чья-то рука вращала вентиль, чтобы выключить каскад на ночь.
– Предатели угнездились на очень высоком уровне в нашем правительстве. Они проникли в такие места, которые я считал абсолютно непроницаемыми. Теперь они осуществляют контроль, убивают, лгут. С ними вместе кто-то работает и в Москве.
– В Москве? Ты в этом уверен?
– Да, уверен. Я полагаюсь на слова человека, который не боялся умереть, но трепетал при одной мысли о том, что ему придется жить так, как я ему обещал. Некто в Москве, о ком не подозревает даже КГБ, имеет постоянный контакт с нашими лжецами.
– Но какова цель? Ты? Дискредитировать тебя и потом убить? Возвести поклеп на покойника, чтобы аннулировать результаты какой-нибудь операции?
– Нет, это не я. Я всего лишь частица большого целого. Несколько дней назад я был вообще незначительной фигурой. Но сейчас моя персона оказалась в центре внимания. – Хейвелок взглянул на Бруссак. Черты ее морщинистого лица смягчились. На нем появилось выражение понимания и сочувствия. Но в тусклом свете оно по-прежнему оставалось пепельно-серым. – Это произошло потому, что я увидел Дженну и узнал, что она жива. Теперь им ничего не остается, кроме как убить меня. И ее тоже.
– Но почему? Ты ведь был самым лучшим!
– Не знаю. Знаю только, что ответ надо искать в событиях на Кocта-Брава. Там все началось для Дженны… и для меня. Один из нас умер. Другой умирает в душе, и с ним покончено. Он вне игры.
– Сейчас она умирает в душе, Майкл. Меня просто потрясает, как она вообще сохранила способность действовать так, как она действует, остается такой мобильной. – Режин сделала паузу. Фонтан уже совсем сник, и только тонкие струйки воды продолжали литься через края верхней чаши в бассейн внизу. – Она ведь любила тебя. Ты это знаешь.