Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир
Шрифт:
Как понять, какой из этих переводов лучше передает смысл оригинала? Проблема в том, что у нас нет прямого доступа к этому скрытому смыслу. Мы можем узнать что-то об этом смысле только посредством китайских иероглифов, которые его отражают. Многие переводы будут в равной степени сопоставимы с оригиналом, и у нас не будет никаких оснований для вывода, что один перевод "лучше" другого. Поэтому философ заключит, что представление о существовании скрытого смысла который нам нужно найти, ошибочно. [147] "Совершенно верно, – говорит профессор английского языка. – Всё, что у нас есть, это текст".
147
Это мысль о неопределенности перевода, которую высказал Уиллард Ван Орман Куайн. – Прим. перев.
Но этот вывод можно с тем же успехом отнести и к разговору двух людей.
У меня в голове есть некоторая идея, которую я хочу сообщить вам. Я делаю это путем преобразования смысла этой идеи в устную речь. Вы слышите мою речь и вновь преобразуете ее в идею в своей голове. Но откуда вам знать, что идея у вас в голове та же, что у меня в голове? Вы никак не можете проникнуть в мое сознание и напрямую сравнить эти идеи. Значит, общение между нами невозможно?
И все же даже в настоящий момент мы активно взаимодействуем, обмениваясь идеями о проблеме смыслов. Наш мозг преодолел эту невозможность общения.
Намерения и цели
Проблема слов и смыслов представляет собой более усложненный вариант проблемы движений и намерений. Когда я вижу движение, я улавливаю стоящее за ним намерение. Профессор английского языка машет рукой, и я вижу, что она делает мне знак, чтобы я подошел к ней или, наоборот, уходил. Я воспринимаю движение ее руки как целенаправленное действие. Но смысл движений неоднозначен. Многие разные цели требуют одних и тех же движений. Как было отмечено в предыдущей главе, когда мы встречаем человека, идущего на запад, мы не знаем, идет ли он в булочную или в Патагонию. Столь же неоднозначен смысл, заключенный в словах. Одни и те же слова могут означать разное. Слова "Питер очень начитан" кажутся невинным высказыванием, описывающим Питера. Но следующее предложение – "Он даже слыхал о Шекспире" – дает нам понять, что профессор английского языка говорит это иронически. Она хочет сказать нам, что на самом деле Питер не начитан. [148]
148
Проблему понимания фигур речи, таких как этот пример иронии, очень подробно проанализировали Дэн Спербер и Дирдре Уилсон. — Примеч. авт.
Решение обратной задачи
Инженеры назвали бы этот поиск смысла обратной задачей. Наша рука представляет собой простое механическое устройство, вполне понятное инженерам. Ее основу составляют твердые стержни (кости), соединенные суставами. Мы двигаем рукой, прилагая силу мышц к этим стержням. Что произойдет, когда мы определенным образом приложим силу к этой системе? Поиск ответа на этот вопрос называют прямой задачей. Эта задача имеет однозначное решение. В механическом устройстве, таком как наша рука, имеется прямая связь между причиной (силами, которые мы прикладываем к костям) и следствием (как движется наша рука). Зная, как будут действовать силы, инженер может точно предсказать, как будет двигаться рука.
Но существует также обратная задача. Какие силы нам нужно приложить, если мы хотим, чтобы наша рука заняла определенное положение? У этой задачи нет единственного решения. Мы можем двигать рукой по разной траектории и с разной скоростью так, что в итоге она все равно окажется в одном и том же месте. Можно приложить силы многими способами – даже бесконечным числом способов, чтобы заставить руку в итоге занять требуемое положение. Как же мы выбираем, какие силы приложить? По счастью, когда мы двигаем руками, мы не осознаём этой проблемы. Ее решает за нас наш мозг. Одни возможные решения окажутся лучше других, и, основываясь на прошлом опыте, наш мозг очень неплохо умеет находить наилучшее. [149]
149
Мы еще не знаем, каким конкретно определением "лучшего" движения пользуется наш мозг. Лучшим может быть такое движение, которое требует наименьших затрат энергии, или такое, которое можно сделать наименее изменчивым. — Примеч. авт.
Точно такую же обратную задачу мы решаем, когда слушаем человеческую речь. Для выражения многих разных смыслов можно использовать одни и те же слова. Как же мы выбираем из этих смыслов наилучший?
Главное здесь то, что это точно такая же задача, как та, которую наш мозг давно научился решать, воспринимая окружающий мир. Смысл (в данном случае – причина) сигналов, достигающих наших органов чувств, точно так же допускает разные интерпретации. Многие разные объекты окружающего мира могут вызвать одни и те же сигналы, поступающие от органов чувств. Нечто, выглядящее как сложная геометрическая фигура на плоскости, может быть простым трехмерным кубом (см. рис. 5.10 ). Как мы уже убедились, наш мозг решает эту проблему, пользуясь предположениями об окружающем мире и предсказывая, что произойдет дальше в ходе нашего взаимодействия с ним. Ошибки в таких предсказаниях позволяют нам совершенствовать свои предположения до тех пор, пока мы не получим хорошую модель того, что есть в окружающем мире. Точно так же мы (точнее, наш мозг) выдвигаем предположения о том, какие цели может преследовать тот или иной человек, и затем предсказываем, что он будет делать дальше. Мы предполагаем, что человек пытается что-то нам сообщить, и затем предсказываем, что он скажет дальше.
Априорные знания и предрассудки
С чего же начинаются наши предположения? Предположения о людях, о которых мы пока ничего не знаем, могут быть основаны только на предубеждениях. Это не что иное, как предрассудки. В наши дни слово "предрассудок" стало ругательством, но в действительности предрассудки совершенно необходимы для работы нашего мозга. [150] Предрассудки дают нам возможность начать выдвигать предположения – и неважно, насколько точным окажется наше предположение, если мы всегда будем корректировать наше следующее предположение в соответствии с обнаруженной ошибкой. Как мы убедились на безобидном примере из пятой главы, наш мозг всегда ожидает, что свет будет падать сверху (см. рис. 5.7 ). Это предрассудок, встроенный в наш мозг эволюцией. Когда наш мозг наблюдает за движениями людей, он ожидает, что они будут достигать своих целей, прилагая минимум усилий (вспомним исследования подражания, описанные в шестой главе). И это тоже врожденный предрассудок. Эти предрассудки дают нам отправную точку, чтобы начать цикл предположений и предсказаний, посредством которых наша модель окружающего мира делается всё более и более точной.
150
Задолго до того, как нейробиологи стали последователями Байеса, Ханс-Георг Гадамер уже реабилитировал предрассудки в своих работах по герменевтике (теории понимания). Он полагал, что наши предрассудки (или априорные знания) не отгораживают нас от мира, но открывают нас для понимания того, что мы стремимся понять. — Примеч. авт.
У нас есть врожденная склонность к предрассудкам. Все наши социальные взаимодействия начинаются с предрассудков. Содержание этих предрассудков получено нами из взаимодействий с друзьями и знакомыми, а также из слухов. На вечеринке я совсем по-разному разговариваю со своими коллегами по работе и с людьми, далекими от естественных наук. Я ожидаю, что мои коллеги, которые тоже занимаются томографией мозга, знают очень многое из того, что знаю я. В разговоре с ними я могу использовать все термины нашего научного жаргона, такие как "стимуляция", "BOLD-сигналы" [151] и "подавление реакции". Но профессор английского языка понимает слова "BOLD" [152] и "подавление" совсем иначе. Мне нужно следить за своей речью, ведь она наверняка считает, что все психологи – фрейдисты. [153]
151
Blood oxygenation level dependent signal (сигнал, зависящий от уровня кислорода) – показатель, который мы измеряем в функциональной магнитно-резонансной томографии. — Примеч. авт.
152
Bold (англ.) – смелый, дерзкий, энергичный, четкий (о почерке) или жирный (о шрифте). — Примеч. перев.
153
Прискорбное проявление предрассудка, свойственного нашему рассказчику. — Примеч. авт.
Наши предрассудки начинаются со стереотипов. Наши первые априорные убеждения о вероятных знаниях и поведении незнакомых людей связаны с их полом. Даже у трехлетних детей уже развит этот предрассудок. Они ожидают, что у мальчиков есть игрушечные машинки, а девочки будут работать в больнице.
Вот два ребенка. Это Джек, а это Хлоя. У кого-то из них есть четыре игрушечных машинки. У кого из них есть четыре машинки?
Вот два ребенка. Это Эмили, а это Оуэн. Кто-то из них, когда вырастет, будет работать в больнице. Кто из них будет работать в больнице?
Вот два человека. Это Элла, а это Джонатан. Кто-то из них всегда готовит ужин, а потом моет всю посуду. Кто из них готовит и моет посуду?
Социальные стереотипы дают нам отправную точку для взаимодействий с незнакомыми людьми. Они позволяют нам делать первые предположения о намерениях этих людей. Но мы знаем, что эти стереотипы очень примитивны. Предположения и предсказания, которые мы делаем на основе таких ограниченных знаний, будут не очень хороши. Когда мы заметим, что человек чем-то отличается от наших друзей и знакомых, наш мозг будет ожидать, что взаимодействие с этим человеком будет сложнее. У нас окажется меньше общего. Наш мозг будет не так уверен в том, что знает этот человек из того, что знаем мы. Поэтому нам будет уже намного сложнее предсказать, что он будет делать и говорить. Пытаясь общаться с кем-то непохожим на нас, мы неизбежно будем вести себя немного иначе, чем при общении с друзьями и знакомыми.