Мозг стоимостью в миллиард долларов
Шрифт:
— Просто невероятно холодно, — заметил Пайк.
— Я проделал тысячу миль не для того, чтобы беседовать о погоде. Где посылка?
— Спокойнее. — Пайк огляделся по сторонам. — Скорее всего, она будет готова сегодня, не стоит волноваться.
— Это вы вчера выслеживали меня, Пайк? — спросил я.
— Нигел, не мочи новые ботиночки в воде, ты же хороший мальчик. Нет, конечно же нет. Чего ради мне вас выслеживать?
Нигел перестал портить свои новые ботиночки и, пустив в ход игрушечный свисток, стал приставать к огромному Лабрадору.
— Кто-то этим занимался.
— Только не я. Собачке это не нравится, Нигел.
— Значит, вы не против, если я
— Меня это совершенно не волнует. Нигел, он рычит, потому что ему это не нравится. Можете даже убить его, ради Бога.
— И вы по-прежнему утверждаете, что не знаете его?
— Мистер Демпси или как вас там зовут! Я делаю свое дело и стараюсь избегать неприятностей. Если люди, на которых мы работаем, посылают кого-то следить за вами и вы решаете вышибить из него мозги, дай вам Бог удачи. Он думает, что ты дал ему свисток поиграть, Нигел. Хорошая собачка, отдай Нигелу свисточек; добрая собачка, погладь ее, Нигел, покажи ей, что хочешь дружить. Что бы этот парень ни заслужил, это пойдет ему только на пользу, если он не умеет работать. В данный момент в стране царит расхлябанность. Люди совершенно обленились. Проучите его, как вы считаете нужным. Может, тогда те, кто сидят наверху, поймут, что надо держать меня в курсе.
Поднявшись, доктор Пайк отобрал у собаки свисток Нигела и подвел его к нашей скамейке.
— Посмотри на свои руки! — Доктор Пайк вытащил большой носовой платок, заставил ребенка плюнуть на него и влажной материей вытер ему руки. Выглядело все это довольно негигиенично.
— Так где сейчас посылка?
— Думаю, что у моего брата. — Он глянул на часы и что-то прикинул. — У моего брата. Это смола, Нигел. Я тебе говорил, чтобы ты не трогал забор. Завяжи шарф; я не хочу, чтобы ты простудился.
— Как далеко отсюда?
— Вот так. Вот теперь ты хороший чистенький мальчик. Бестертон, деревушка рядом с Букингемом.
— Поехали, — решительно предложил я.
— Первым делом я хотел бы забросить юного Нигела.
Я подумал, что Пайк с удовольствием забросил бы в озеро и меня тоже.
— Они думают, что ты собираешься покормить их хлебом, Нигел. Я доставлю его в школу верховой езды. И оттуда мы уже тронемся. Это по пути и не так далеко. Они не тронут тебя, Нигел, это милые добрые уточки. Не пугайся, они не обидят тебя. Мы поедем в моей машине?
— Меня устраивает.
— Они ждут, чтобы ты дал им хлеба. Итак, вот в эту сторону. Нет, они никогда не обижают хороших маленьких мальчиков. У меня красный «ягуар». Не швыряй камни в уточек, ты испортишь свои ботиночки.
Доктор Феликс Пайк и его брат Ральф — оба жили в небольшой деревушке. Их жилище представляло собой нечто среднее между домами местных жителей — пластмассовые гномы, нейлоновые портьеры, металлические рамы окон и сборные гаражи, — и домами таких, как они, пришельцев — современные скульптуры, набело оштукатуренные древние ворота, коричневые панели обшивки, дедушкины часы на портике. Пайк подъехал к зданию, которое представляло собой современную версию георгианского дома. На дорожке стоял серебристый «порше» с откидным верхом.
— Машина брата, — отрекомендовал Пайк. — Он не женат, — добавил он с таким видом, словно «порше» являлся автоматическим вознаграждением за этот выдающийся подвиг; я предположил, что определенным образом так оно и есть. — Мой младший брат Ральф живет вон там. — Феликс Пайк указал на примыкающий к дому перестроенный амбар из известняковых плит.
К нему вела подъездная дорожка, обставленная бронзовыми урнами, а дом наполняли приметы времен
За высоким французским окном виднелся газон размерами с небольшую взлетно-посадочную полосу. За ним горели шесть костров, и от их подрагивающих язычков пламени поднимались высокие столбы дыма, словно среди голых мглистых деревьев разбила свой бивуак армия, осаждающая этот дом.
Женщина с лиловыми волосами помахала кому-то у ближайшего костра, и к нам двинулся человек, держа на весу лопату. Поднявшись на террасу, он обмел ее метелкой, поставил в деревянный ящик и, вытерев ноги о мат, проник в комнату через французское окно. На нем ладно сидела поношенная одежда того сорта, который английский высший класс носит по воскресеньям, дабы подчеркнуть свое отличие от людей, надевающих в этот день свои лучшие наряды. Он подтянул шелковый нашейный платок, словно тот был противокомариной сеткой, и я почувствовал себя комаром.
— Это мой младший брат Ральф, — улыбнулся доктор Феликс Пайк. — Он живет дверь в дверь с нами.
Мы поздоровались и обменялись рукопожатиями, и Ральф произнес «Добро пожаловать» тем низким зловещим голосом, который обычно звучит в фильмах, предвещая опасное развитие событий. Затем, чтобы старая одежда и нашейный платок не ввели меня в заблуждение, он вынул портсигар, содержащий шесть сигар «Кристо», и пустил их по кругу, но я предпочел свой «Голуаз».
Несмотря на обильно поседевшие волосы, Ральф выглядел моложе, чем первый Пайк, может, ему даже не перевалило за сорок. Он слегка раскраснелся и вспотел от работы в саду и хотя фунтов на тридцать казался тяжелее своего брата, то ли туго подпоясывался, то ли раз тридцать отжимался перед завтраком. Из кармана своего рабочего наряда он вытащил золотую гильотинку и обрезал кончик сигары.
— Остра как скальпель, — заметил Ральф. В его речи иностранный акцент слышался куда заметнее, чем у старшего брата.
— Прекрасно, — промолвил Феликс Пайк. — Прекрасно.
— Разрешите? — спросил Ральф и без промедления разлил всем нам бренди с содовой в тяжелые граненые рюмки.
— Я считаю, что ты все... — начал было доктор Феликс Пайк, но его голос увял.
— Все отлично. — Человек в наряде садовника аккуратно раскурил сигару и пересел на обыкновенный стул, чтобы случайно не прожечь обивку.
— Я смотрю, что наш пакет акций «Корругейтид холдингс» основательно уменьшился, — сказал доктор Феликс Пайк.
Ральф неторопливо выдохнул клуб дыма.
— Продал в четверг. Надо спускать, когда они поднимаются; не это ли я тебе всегда говорю. Certum voto pete finem, как говорил Гораций. — Ральф Пайк повернулся ко мне и повторил: — Certum voto pete finem: положи предел своим желаниям.
Я кивнул в унисон с доктором Феликсом Пайком, а Ральф благожелательно улыбнулся.
— Не беспокойся, — обратился он к брату, — на людях я достойно представляю твои интересы. Зелень я тебе обеспечу, Феликс. И на этот раз придержи ее. Не старайся спускать и приобретать, как ты сделал с акциями Уолднера. И если ты хочешь добрый совет, то вот он: избавляйся от всей своей дешевки и мелочевки; от нее только протори и убытки. Попомни мое слово — протори и убытки.