Мозг стоимостью в миллиард долларов
Шрифт:
— Чего ради я должен ее испытывать?
— Ну, я вечно плачусь тебе в жилетку. Мужчинам это не нравится. Особенно, когда речь идет о других мужчинах. Это естественно. Я бы вот не хотела, чтобы ты мне рассказывал о своих прежних романах.
— Неужто? — спросил я. — А я как раз собирался поведать тебе о своих амурах.
— Правда? — В ее голосе прозвучала тревожная нотка, которая польстила мне.
— Я просто поддразниваю тебя, — успокоил я.
— Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы в твоей жизни появлялись другие женщины помимо меня.
Я удивился, о чем тут же и сообщил ей. Сигне ухмыльнулась.
— Ты вся промокла. Давай я возьму такси.
— Нет-нет-нет! — запротестовала она. — Я живу на Восьмой, и вообще мне нравится ходить под дождем.
— Как и мне.
— Правда?
— Это я унаследовал от отца, который считался вызывателем дождей в Саудовской Аравии. — Сигне вцепилась мне в руку. — Но он получил разрыв сердца, когда в его деревню провели водопровод.
Сигне посмотрела мне в глаза.
— Как ужасно. Расскажи подробнее.
Что я и сделал.
Квартира Сигне находилась в небольшом квартале, расположенном позади торговых рядов. Холл носил потрепанный вид, и одно окно в нем было разбито. Сигне жила на первом этаже. На полу в прихожей валялись старые газеты, а на стенке красовался странный набор рогов, на один из которых Сигне повесила свой желтый плащ и ткнула пальцем.
— Вешай. Лосиные рога из пластмассы.
— Я и не подозревал, что ты подстрелила такого огромного пластмассового лося.
— Они уже тут присутствовали, когда я сюда въехала. Потрясающие, правда? — Запустив пальцы в волосы, она встряхнула их копной, и меня обдал сноп брызг.
— Спокойнее! — воскликнул я. — Как-то я дал трепку псу за такие номера.
— Прошу прощения, — сделала она виноватую мину. — Я забыла, что вы, англичане, терпеть не можете воды. — И упорхнула в ванную, появившись оттуда с огромным полотенцем на голове, которым старательно растирала волосы. — Вот так, — промурлыкала она, уткнувшись носом в полотенце.
Она ввела меня в большую комнату, которую американцы называют «студией». На стенах, оклеенных бело-золотыми обоями, висели небольшие куски дерева, которые, как я позже выяснил, оказались скульптурами работы одного из бывших приятелей Сигне. Паркет, видневшийся из-под белого ковра, был натерт до блеска, а спущенные жалюзи такого же цвета прикрывали портьеры. На полу валялись три романа в бумажных обложках и экземпляр «Виллидж войс» со следами пудры на странице. Сигне воспользовалась возможностями большого города, чтобы дополнить обстановку меблированной квартиры. И это сразу бросалось в глаза. Комнату украшали пара ярмарочных вывесок, приобретенных в одном из антикварных магазинчиков на Третьей авеню, шкура белого медведя и два огромных плетеных кресла — их явно сотворил какой-то изощренный умелец, и они отчаянно скрипели, когда на них садились. Попрыгав по комнате, как резиновый кенгуру, она ничком шлепнулась на диван и, повозившись, свернулась калачиком в окружении дюжины подушек в ярких чехлах.
— Моя квартира! — издала она радостный вопль. — Моя, моя, моя!
— Это точно, — признал я.
— Садись. А я принесу тебе кофе.
— Ты забываешь, что мне пришлось оставить отличный сандвич с ветчиной, — напомнил я ей.
— Фу на твой сандвич с ветчиной. Я угощу тебя чем-нибудь повкуснее.
— Чем именно? — с подозрением спросил я.
— Посмотрю, что есть в холодильнике. Садись и перестань изображать из себя типичного англичанина.
— А как выглядят типичные англичане? — спросил я, забыв возразить, что я-то ирландец.
— Они такие стеснительные, — хихикнула Сигне. — Сплошные локти и колени.
Я убрал с кресла пару шерстяных носков, лифчик, домашний халатик, письмо на финском, тюбик крема «Понд», несколько твердых дезодорантов и полчашки остывшего кофе, лишь после чего получил возможность сесть.
— А, вот где она! — обрадовалась Сигне, вернувшись в комнату и принимая у меня чашку с холодным кофе. — Тебе с сахаром и сливками?
— Со сливками, но без сахара.
Чтобы подсушить влажные обшлага брюк, я расположился перед камином и вытянул ноги, а Сигне вернулась с чашкой кофе и поджаренным тостом с ветчиной.
— С Харви я разошлась, — повторила она. — Можешь не волноваться.
— Я всегда волнуюсь, когда остаюсь наедине с девушкой. А что случилось?
— Я больше не могла его выносить. Эти вечные настроения. То он улыбается, а через минуту готов оторвать мне голову.
— Это точно. Это он умеет очень неплохо. Знаю по себе.
— Он ведет себя таким образом даже у Мидуинтера. Они тоже сыты им по горло.
— Кто?
— Организация. Наша организация. Она сыта по горло его настроениями.
— Но на него это не особенно действует, — сказал я.
— Еще как подействует, если все его возненавидят!
— Наверно, так, — согласился я.
— Он сказал мне, что хочет убить тебя. Поэтому я за тебя очень боялась.
— До чего приятно знать, что кто-то о тебе беспокоится. Но почему Харви решил убить меня?
— Сам знаешь почему.
— Нет, понятия не имею.
— Тебе не стоит кричать на меня.
— Я в самом деле понятия не имею.
— Почему бы тебе и в первый раз не говорить таким же тихим голосом? Потому, что ты приставлен следить за ним.
— Неужели ты сама в это веришь?
— Я-то верю. Ты слишком старательно играл свою роль. Ты всегда делал вид, что не знаешь, кто такой генерал Мидуинтер, и что понятия не имеешь об организации. Ты старался быть таким незнайкой, что этому просто невозможно поверить. — Она замолчала в ожидании моего ответа.
— Значит, у меня есть шанс предстать или злодеем, или дураком. — Сигне согласилась. — То есть Харви считает, что меня нанял Мидуинтер для слежки за ним?
Не отводя от меня глаз, она облизала губы.
— Поцелуй! Поцелуй меня. — Я подошел и поцеловал ее. — И это ты называешь поцелуем?
— Есть время исправиться, — сказал я.
— Генерал Мидуинтер велел, что ты должен быть тут со мной.
— Ты снова врешь, Сигне.
— Нет, правда. Он не хочет передавать приказы и указания по телефону гостиницы. Организация Мидуинтера платит за обе мои квартиры — тут и в Хельсинки, — так что я не могу возражать, когда мне присылают гостей. Но к твоему появлению я готовилась. Можешь сам убедиться.