Может ли еще молиться современный человек?
Шрифт:
Но другая сторона, более, мне кажется, трудная и важная, это вопрос времени как такового. Вы, наверное, все знаете, как иногда становишься на молитву, и неотступно тебя гложет сознание, что время бежит, что надо “закончить правило”, надо “вычитать” канон, надо дойти до конца чего-то, а время как будто бежит с такой быстротой, что не поспеваешь за ним. И получается, что часто человек молится все поспешнее и поспешнее. Сначала он молится с каким-то сочувствием к словам, затем – еще с каким-то пониманием того, что он делает, потом все быстрее и быстрее, будто задача в том, чтобы уложить определенное количество молитв в определенное количество времени. И часто выходит человек после такой молитвы, будто он прошел мимо Бога. Все прочел, все сказал – и ничего не случилось. Вот тут проблема времени стоит очень остро.
Говоря сначала в порядке как бы внешней техники вопроса, есть замечательный совет в сочинениях епископа Феофана Затворника. Он указывает, что для того, чтобы молитва могла быть глубокая, неспешная, спокойная, внимательная, благоговейная, надо ее определять не количеством молитв, которые предполагаешь
Это первое, что, мне кажется, нам надо помнить, потому что если мы так начнем, вначале нам не удастся, вероятно, в короткое время прочесть длинное правило; но по мере того как мы будем внимательно, благоговейно переходить от слова к слову, от мысли к мысли, от чувства к чувству, эти чувства и мысли станут искрометными в нас, так что через некоторое время будет довольно сказать слово для того, чтобы весь ум собрался, все сердце загорелось. И тогда не приходится долгим, напористым трудом доводить до своего сознания, до своего чувства молитвенные слова, потому что сознание, подготовленное из недели в неделю, а иногда из года в год, сердце, вспаханное этим трудом, будет отзываться мгновенно. И окажется, что после долгого, медленного, частичного труда мы вдруг стали способны с полным вниманием, с полным сердечным участием, всем нашим естеством возносить молитвенно все правило Богу.
Это относится вообще ко всякой человеческой деятельности. Чем бы вы ни занимались, если вы вначале будете очень внимательно, точно, медленно выполнять свое дело, через короткое время оно настолько станет вам привычным, что вы сможете действовать все быстрее и быстрее, не теряя совершенства исполнения при этом. Если же вы будете стремиться к быстроте, то это будет всегда за счет совершенства, качества; мы все это знаем, думаю, из разных областей жизни, начиная от самых простых и до самых сложных.
Очень часто время все-таки врывается в нас, в наше сознание; и вот нам надо научиться справляться с временем, просто останавливать время. Разумеется, я говорю не о течении звезд и движении Земли вокруг Солнца; я говорю о чем-то ином. Время бывает разное. Есть время, которое определяется часами, а есть время, которое определяется внутренним переживанием. Мы все знаете, как иногда несколько минут могут казаться бесконечно долгими: когда ждешь чего-то с напряжением, или со страхом, или с тоской, или с тревогой. Но вы также знаете, наверное, как иногда мгновенно промелькнут вдруг несколько счастливых или горестных часов. И вот я об этом времени говорю, об этой остановке времени, о том, чтобы справиться с временем в этом отношении.
Первое, я думаю, что мы должны помнить – и мы не всегда помним: за временем совершенно нечего гнаться, потому что время не от нас бежит, а к нам бежит. Буду ли я спешить навстречу следующему часу моей жизни, буду ли я сидеть и ожидать его прихода – неминуемо этот час ударит; поэтому те люди, которые как бы торопятся навстречу следующему часу – напрасно трудятся. Час придет, а то время, которое употребляешь на то, чтобы к нему устремляться с волнением, можно было бы так спокойно употребить на что-нибудь другое, более путное, нежели волнение и устремленность впустую. Это важно помнить, потому что все приходит в свое время, но в свое время или, если предпочитаете, в Божиевремя. Как ты ни стремись достигнуть момента, когда будешь молиться углубленно, до времени ты этого не достигнешь. И напрягаться к тому, чтобы видеть плоды молитвы, результат своего труда – совершенно безрассудно; так же как земледелец не ходит каждый день в поле смотреть, проросла ли травка. Он знает, что посеял семена, а теперь – ждать. Придет срок, они взойдут, и все будет, но пока они всходят, он, как Евангелие говорит, ест и спит и делом своим занимается. А мы часто, именно под напряжением этого ожидания или устремленности вперед, не молимся сейчас всей глубиной нашей души, потому что молимся и одновременно глядим, не поднимается ли заря будущего века… И не поднимается, потому что подняться-то она может только у нас в душе, и как ни смотри вдаль, не увидишь ее. И вот, одна из задач в том, чтобы научиться справляться с этим внутренним временем. Для этого можно делать просто, очень спокойно, определенные упражнения.
Упражнения заключаются в том, чтобы, когда вам нечего делать – ничего не делать и никуда не устремляться. Это кажется очень простым делом, а попробуйте… Вот выдалось пять минут свободного времени. Что вы делаете большей частью?
Здесь борьба с временем, с тревогой, которую время рождает в нас, совпадает с исканием внутреннего и внешнего молчания. Внешне молчать мы кое-как можем, хотя и тут мы часто воображаем, что молчим, а на самом деле ведем постоянный диалог с самим собой. Это тоже – течение, а не стояние перед Богом. Но вот я хочу вам рассказать про одну старую женщину (кажется, я о ней рассказывал в свое время здесь, – простите те, кто это помнит).
Вскоре после моего рукоположения пришла ко мне старушка, говорит: “Вот уже много лет я занимаюсь постоянно Иисусовой молитвой, и никогда Божьего присутствия ощутить не умела; что же мне делать?” Я ей посоветовал то, что мне казалось очень разумным: обратиться к кому-нибудь, кто умеет молиться. Она мне в ответ: “Да я всех спрашивала, кто знает, и ответа не получила, так я решила вас спросить…” Ну, утешительно было. Я тогда ей сказал по простоте: “Как вы думаете – когда же Богу слово вставить, если вы все время только и делаете, что говорите? Вы бы помолчали перед лицом Божиим”. – “А как это сделать?” Говорю: “Вот утром проснетесь, приберетесь, позавтракаете, уберете свою комнату, а потом сядьте поуютнее перед своей лампадой в комнате и занимайтесь вязанием перед лицом Божиим, только не молитесь , а просто сидите в сознании, что и вы тут, и Бог тут”. Мне вспомнился, по правде сказать, случай из жизни одного католического святого, который был приходским священником и обратился раз к крестьянину, часами сидевшему в церкви. Четок он не перебирал, губы у него не двигались, он просто сидел. И священник его спросил: “Что ты часами делаешь в церкви?” Тот Ответил: “Я на Него гляжу, Он – на меня, и нам так хорошо друг со другом…” Мне вспомнились эти слова, и я подумал: пусть старушечка моя попробует, не будет ли Богу и ей хорошо просто друг со другом и не скажется ли это как-то у нее в сердце сознанием, что Бог тут?
Через некоторое время приходит моя старушечка и говорит: “Знаете что, на самом деле что-то выходит!” Я спросил: “А что именно?” И она рассказала, как она убрала свою комнату, уселась в кресло, начала вязать и впервые после многих лет начала озираться вокруг не для того, чтобы что-то сделать, а просто посмотреть; и впервые после многих лет она увидела свою комнату не как место какой-то отчаянной деятельности, а просто как место покоя, где она живет – светлое, тихое, чистое, привычное, с лампадкой. Тихо стало вокруг, и у нее стало как-то тише в голове; стала вязать и прислушиваться к тому, как звякают спицы по ручкам кресла. От этого еще как-то тише стало в комнате. Так она молчала, и вязала, и радовалась душой на тишину, в которой сидела. А потом эта тишина начала в нее как-то постепенно вливаться. Ей стало тише и тише, телесно, душевно. “А потом, – сказала она, – не знаю, как это объяснить, но я почувствовала, что то молчание, та тишина, которые царствуют вокруг – не просто отсутствие шума, а присутствие какой-то сущностной тишины, и что в сердцевине этой тишины – Бог”.
Вот о чем я думаю как о первом шаге: сядь; утихни; подумай о том, что Бог здесь, что искать Его нигде не нужно, что тебе хорошо с Ним и Ему хорошо с тобой; и просто побудь, сколько можешь. Через короткое время по непривычке это станет упражнением слишком трудным. Я думаю, две-три минуты от силы выдержишь для начала. Тогда тихонько начни молиться. Но молиться такой молитвой, которая не разбивала бы тишину: Господи, помилуй… Господи, помилуй… – или что угодно. Ведь царь Давид в одном из своих псалмов говорит: Радость Ты моя!.. – можно и так к Богу обратиться. Что угодно можно сказать, лишь бы слова не были отрицанием и уничтожением той тишины, которая начинает рождаться в душе. Вы сами знаете, как иногда неожиданно, без того чтобы мы что бы то ни было сделали, на нас сходит тишина. Бывает это в любой обстановке, не обязательно там где тихо, не обязательно в лесу, в поле, не обязательно в пустой церкви; иногда среди шума житейского, среди тревоги вдруг коснется души какая-то тихость, и душа уходит вглубь, в какой-то град Китеж, который (вдруг оказывается) есть под бурной или рябой поверхностью нашей души и нашего сознания. Иногда это бывает, когда вдвоем с кем-нибудь сидишь. Поговоришь; потом и говорить не хочется, и уходишь вглубь, и все глубже, и делается все тише, и нельзя тогда ничего сказать, потому что кажется, что любое слово разобьет, вдребезги разнесет эту тишину. А потом эта тишина делается такая глубокая, что в ней начинает рождаться возможность что-то сказать; и тогда говоришь осторожно, трезво, немногоречиво, тихо, и каждое слово выбираешь так, чтобы в нем была правда и чтобы оно не разбивало эту Богом данную тишину.