Мрачная девушка
Шрифт:
Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил:
– Это было эксперимент, проводившийся по вызову защиты и максимально справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель, находящийся в настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний. Условия были максимально приближены к тем, при которых совершалось преступление. Я прошу приобщить результаты эксперимента к делу в качестве доказательства.
Судья Маркхам повернулся к Мейсону.
Теперь адвокат защиты встал из-за стола.
– Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента к делу, однако, это не является частью нашего перекрестного допроса. Они должны быть представлены в результате допроса этого свидетеля выставившей стороной после перекрестного допроса. Следовательно, неправильно ставить проблему перед Судом в настоящий момент слушания дела. Однако, если заместитель окружного прокурора выразит желание допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, _я _н_е _с_т_а_н_у _в_о_з_р_а_ж_а_т_ь_. Конечно, при условии, что мне будет предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей проведения эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему.
О судье Маркхаме говорили, что еще не родился адвокат, который смог быв удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что задумал адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами.
Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом.
– Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? – спросил Мейсон.
– Продолжайте, – разрешил судья Маркхам.
– Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? – обратился к Дону Грейвсу адвокат.
– Я полностью в курсе всех его дел, – ответил свидетель.
– В таком случае, вы должны знать, когда заканчивается срок действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так ли?
– Да.
– Когда заканчивается срок его действия?
– Двадцать шестого октября текущего года.
– Значит, срок действия страхового полиса закончился через три дня после смерти Эдварда Нортона?
– Все правильно.
– Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой по этому делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона?
Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок, означавший внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.
– Это неправда! – закричал Дон Грейвс с чувством. – Я сделал все возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас даю показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был явиться в Суд.
– У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким другим основаниям?
– Нет.
– А против Роберта Глиасона?
– Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону, потому что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я не сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с убийством Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких разумных, обоснованных сомнений уверен в том, что говорю правду.
– У меня больше нет вопросов, – заявил Мейсон с видом побежденного.
Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные нотки:
– У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить, участвовали ли вы когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных тем, что окружали совершение преступления, с целью определения, сможете ли вы опознать лиц, находившихся в кабинете Эдварда Нортона, когда его убили, не так ли?
– Да, мне задавали такой вопрос, – ответил Дон Грейвс.
– После того, как вам задавали такой вопрос, участвовали ли вы в эксперименте при точно таких же условиях?
– Да, сэр.
– Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился эксперимент, и его результаты, – попросил Клод Драмм.
– Эксперимент проводился ночью, – медленно начал Дон Грейвс. Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. – В кабинете Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна женщина была одета в черное, другая – в розовое. На одном из мужчин был синий сержевый костюм, на другом – твидовый, на третьем – костюм из шотландки. Я знал всех мужчин, но женщин раньше никогда не видел. Также присутствовали представители прессы, вы, мистер Драмм, и мистер Мейсон.
– И что произошло?
– Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке, где в ночь убийства у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне оглянуться назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не обогнула поворот и дом не скрылся из моего поля зрения.
– Что вы увидели?
– Я увидел женщину в розовом платье, стоявшую в том же положении, что и мисс Челейн в ночь убийства Нортона, а также мужчину в синем сержевом костюме, замахивающегося тростью над стулом, в котором сидел мистер Нортон, когда его убили.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – с победным видом повернулся к Мейсону Клод Драмм.
– Вы не рассказали всего, что имело место во время проведения эксперимента, мистер Грейвс, не так ли? – спросил адвокат.
– Все основные моменты, сэр.
– Разве там не было газетного репортера, который вас как-то побеспокоил и задержал?
– Да, был. Если не ошибаюсь, его фамилия Неверс. Он настаивал, чтобы мы изменили условия эксперимента. У меня не было полномочий изменять их. Условия оговаривали мистер Драмм и вы, мистер Мейсон. Я сказал об этом репортеру, но он от меня не отставал, даже засунул палец мне в петлю пиджака, пытаясь удержать.