Мрачные узы
Шрифт:
Но сейчас учебный год закончен, все ученики отправились на законные каникулы, разъехались по лагерям, заграницам и бабушкам-дедушкам, а учителя вынуждены работать с огромной кучей бумаг. Марат поставил себе дедлайн – закончить со всеми документами до понедельника. Однако только вчера дописал последний отчет, опоздав на три дня, сбросил на почту заместителям и непосредственно директору и выдохнул, ощущая, как с плеч упал камень ответственности. Поэтому сегодня он запланировал для себя велопрогулку, соответственно, для своего любимца – бодрую пробежку, ну и пообещал Крекеру два часа курсинга. Может хоть после такого насыщенного дня Крекер бухнется на пол и уснет, а не станет смаковать резиновые сланцы хозяина
Марат приготовил завтрак на двоих. Налил себе крепкий черный чай, кинул в кружку ломтик лимона и присел за стол. В руках уже лежал телефон и большой палец левой руки методично листал новостную ленту в социальных сетях. У миски расхаживал Крекер, обнюхивая предложенный завтрак.
Новые уведомления. Среди десятков непрочитанных сообщений всплыло знакомое имя; еще ночью Марату написала сводная сестра Инга. Он открыл диалог:
[03:41]
13 июня 2019 от Инги Андроповой:
Марат, здравствуй.
Нам необходимо встретиться. Есть любопытная информация о том, как все мои родственники умело держат тебя за идиота.
Жду ответ.
Марат долго смотрел на сообщение, которое оживило этот чат, спустя пять лет. Инга не объявлялась много лет: однажды просто собрала вещи и уехала из Сиревска, казалось, забыв всех близких. Однако неделю назад они случайно пересеклись во время велопрогулки. Сестра, словно приведение, возникла посреди улицы, потупила взгляд и скользнула в тень переулка. Хотя в момент их встречи Марату почудилось, что Инга хотела его остановить, что-то сказать.
Он не знал, что написать. Даже на секунду пожалел, что прочитал, опасаясь, что если Инга появится сейчас в сети, то увидит отсутствие ответа, будто бы он ее специально игнорирует или… Марат прогнал дурацкие мальчишеские мысли прочь и наскоро напечатал номер своего телефона с комментарием, что ждет ее звонка в любое время суток. Выловил пальцами ломтик лимона из чашки и съел вместе с кожурой.
Крекер положил свою острую морду на колени хозяину, настаивая на утренних поглаживаниях, и прикрыл глаза от удовольствия.
– Знаешь, кто мне написал? – спросил Марат, усиленно почесывая псу за ухом. – Не поверишь, дружище. Инга.
И Крекер приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на хозяина.
Марат будто бы почувствовал ехидное настроение питомца и парировал:
– Но это не значит, что марафет отменяется!
Сидя на крылечке, которое уже успело прогреться солнцем, Марат расчесывал длинную шелковистую шерсть Крекера. Это больше было похоже на идеальные локоны серебристо-пепельного цвета, гладкости которых позавидовала бы любая девушка. Афган покорно стоял на первых ступенях, стойко выдерживал нелюбимое занятие, временами намереваясь укусить хозяина.
– Фу! Я сказал – фу! – и Марат продолжил расчесывать спутавшиеся в колтуны волоски. – Балбес, – тихо выругался Марат. И в ответ Крекер снова предпринял попытку цапнуть руку и на этот раз прилично прикусил кожу клыками. – Ай! Крекер! – Марат потер больное место. – Да, ты – балбес! Стой спокойно, ради бога.
В доме зазвонил телефон.
И Марат поспешно засучил ногами, отодвигая от себя пса, забежал на кухню и, запыхавшись, ответил:
– Неожиданная новость, что ты вернулась.
– Есть на то свои причины. Ты же помнишь из-за чего я уехала? – Марат после вопроса Инги скривил губы. – Появились кое-какие новые обстоятельства смерти дедушки. Приехала разобраться. – Голос сводной сестры был низок и жесток.
– Я считал, что ты обвинила семью в том, что твой дед скончался, и покинула нас.
– Не советовала бы тебе, Марат, называть этих людей своей семьей.
Было ощущение, что Инга так и не простила своего отца, что тот бросил ее с матерью и женился на другой женщине, оформив усыновление на Марата Загорского. Прошло почти десять лет, а Ингу будто до сих пор мучила обида. Но в ее жесткости чувствовались нотки презрения и горя, которые отсылали к смерти ее деда пять лет назад. Тогда девушке, которая была брошена всеми и унижена собственным отцом, показалось странно, что ее самый родной человек – дедушка, искренне ее любящий, – внезапно умер. И неважно, что ему было семьдесят лет. Инга верила, что семья уничтожила его. Шлоссера Филиппа Карловича убили.
Марат нежно сказал:
– Нам уже нечего делить с тобой.
– А и нечего было делить. Отца? Эта сволочь получит по заслугам, – казалось, Инга улыбнулась, ее голос немного дрогнул.
– Ты хочешь встретиться?
– Да, нужно поговорить. Будешь свободен к семи вечера? Здорово. Знаешь, где находится «Третий форт»? Ну отель около озера. Тогда вечером и увидимся. Всего хорошего?
Марат замялся на вопросительной интонации и, помедлив, ответил: «да». Инга отключилась.
Лара не спала прошлой ночью, провела все время за сбором вещей, а потом в дороге за рулем. Сейчас одетая лежала на кровати в номере двести шесть в позе эмбриона, не удосужившись прикрыться хотя бы пледом. После душа она съела шоколадный батончик, который завалялся в недрах бездонной сумки и прилегла немного отдохнуть, но моментально погрузилась в сон. Проспала, не шевелясь, несколько часов и проснулась от едкого крика чаек, кружащихся над озером.
Желудок глухо заурчал. Было бы неплохо перекусить чего-то посущественнее, чем двадцать грамм орехов и воздушного риса под шоколадной глазурью в блестящей шуршащей обертке. Конечно, обертку она не ела. Лара достала из чемодана толстовку в тон спортивных штанов, захватила кошелек и вышла из номера. Возлагала надежды на «бар-столовую» при отеле или хотя бы на приличное кафе где-то поблизости – перспектива снова садиться за руль Лару не радовала. За долгое время работы в приличных массивных салонах автомобилей она успела отвыкнуть от маленького, сковывающего движения «фортво». Ей даже казалось, что постепенно могла развиться клаустрофобия, если часто проводить время в своей машине. Однако мысли о смене средства передвижения не поступали, Лара была влюблена в желтый приятный цвет и милую внешность автомобиля. Все подруги умилялись этому «двухместному пузатику».
В шесть часов вечера народу в «баре-столовой» было немного, вопреки ожиданиям. Однако антураж помещения не впечатлял: смесь нескольких стилей интерьера в одно неразборчивое аляпистое нечто могла только походить на особое видение дизайнера. Из зала вели огромные стеклянные двери на летнюю террасу. Белые тонкие шторы развивал теплый влажный ветер с озера, под потолком гирлянды с мелкими лампочками, на перилах низкие прямоугольные горшки с зеленью, плетеная мебель с яркими подушками, будто бы отдали дань внутреннему интерьеру. Лара разместилась за столом, лицом повернулась к искрящейся воде.
Пока молоденькая официантка, которая скорее была старшеклассницей, желающей подзаработать за лето, несла заказ, Лара установила телефон на стол, подперев его держателем голубых и белых салфеток, перечницей, баночкой с соусом. Рита просила перезвонить обязательно, как только Ларчик устроится на новом месте.
До сегодняшнего дня Маргарита принимала у себя сбежавшую жену Павлика, которая однажды ночью заявилась на порог квартиры Риты со всеми вещами и пакетом в руках, из которого выглядывали кроссовки, бюстгальтер и бальзам для волос. В последний день их совместной жизни, застав Лару среди пирамид из одежды, книг и обувных коробок, подруга спросила: