Мрачный коридор
Шрифт:
— Черт подери, Фрэнк! Каков стиль! Нет. это не Чандлер! Это Диккенс!
— Ты мастак в сравнениях. Том! — усмехнулся профессор. — Мистер Элжер на перестает меня удивлять в течение получаса, которые мы провели вместе.
— Хорошо! Не будем красть драгоценное время у нашего героя… Черт! И я еще называю себя адвокатом со своим косноязычием… Итак?
Хельмер откинулся на спинку стула и уставился на меня влюбленным взглядом, как это делают родители, когда их милое чадо собирается прочесть рождественский стишок.
— Мистер Хельмер, меня интересует, ни много ни мало, — финансовое положение семьи Хоуксов. Какова их прибыль, каковы затраты и как распределяется участие в них той и другой стороны?
Хельмер продолжал
— Финансовая сторона семейства — это их нижнее белье, сэр. Сожалею, но я не уполномочен ворошить чужое белье, раз уж мне доверили его раскладывать по нужным ящикам комода.
Коротышка послал меня ко всем чертям, не меняясь в лице. Он сложил руки и, склонив голову набок, ждал моего следующего вопроса.
— Меня не интересуют конкретные цифры. Меня интересует баланс сил. В ходе следствия могут раскрыться непредсказуемые факты. Мы не можем исключить того, что миссис Хоукс мертва. В этом случае ее муж попадает под подозрение. Всем известно, что у Лин не было врагов. Я не настроен на столь пессимистическую ноту, но обязан рассматривать любой из возможных вариантов. Если факты подтвердят худший из них, то тогда вам, мистер Хельмер, придется разворошить все ящики комода.
— Логично, черт подери! — Улыбка сползла с его лица. — О'кей! Попытаюсь вам кое-что разъяснить в процентном соотношении. Если мы возьмем состояние семьи за абстрактную цифру, то семьдесят пять процентов из ста расходится ежегодно. Доходы семьи не превышают двадцати пяти процентов в год. Капитал тает, как снежный сугроб в разгар весны. Если так будет продолжаться, то через пару лет Хоуксы станут банкротами. Мои предупреждения в учет не принимаются. Я даже попросил Дэллу вмешаться в дела сестры, чтобы она постаралась ПОВЛИЯТЬ на нее. Кто-кто, а Дэлла Ричардсон умеет считать деньги. Все, что ей удалось, это уговорить Лин купить десять процентов акций своего концерна. Они не спасут положения, но и не дадут умереть с голоду.
— На что расходится семьдесят пять процентов?
— Около десяти уходит на содержание усадьбы, чуть больше двадцати — на ферму, которая приносит основной доход. Этого, разумеется, очень мало для такого гигантского объема работ, который выполняет ферма. Тридцать пять процентов уходит на содержание больницы. Без этой статьи расходов можно было бы обойтись. Больница получает средства из других источников. Но Майк затеял там грандиозное строительство. Надо добавить, что больница не приносит никакой прибыли.
— Так было и раньше?
— Нет, конечно. При жизни Жаклин, матери, Лионел, на ферму тратилось сорок процентов, что позволяло процветать хозяйству, и Рон Ричардсон ничего не мог сделать, чтобы изменить ситуацию. Напомню, что профессор Ричардсон был таким же фанатиком, как и его зять. Больница для них все!
— Положение изменилось после смерти миссис Ричардсон?
— Нет. Жаклин умерла на три года раньше мужа, и Рон не решился менять положение дел. После смерти Рона произошли изменения. Трудно сказать, как изменились бы дела, если Хоукс не стал бы главой семьи. Дэлла получила треть наследства и отошла в сторону. Она завела собственное дело и теперь богаче Хоуксов. Лионел достались земли, усадьба, больница и две третьих… Одна треть предназначалась ей. другая — больнице. Но надо помнить, что больница осталась частной собственностью.
— Печальная картина. Семейство Хоукс ждет полное разорение.
— Конечно. Я мог еще понять основателя больницы Рона Ричардсона. У него было денег втрое больше, и он мог тратить средства на ее строительство. Удивляет другое. Хоукс вкладывает средств не меньше. А мы должны помнить, что к моменту смерти Рональда все строительство было завершено. Даже если мы сделаем поправки на инфляцию и рост цен на оборудование, а также на оплату труда, то все равно затраты слишком велики и, как мне кажется, неоправданны.
— Кто контролирует финансовые дела клиники?
— Сам Хоукс. В эти дела никто не вмешивается. Он владелец больницы. По завещанию Рона Майк Хоукс назначается директором Центра, а его дочь Лионел получает клинику в собственность. Но после того, как Хоукс женился на Лин, он стал не только директором, но и совладельцем.
— Лин занимается делами Центра?
— Нет. Она, как и ее мать, не лезет в дела мужа.
— Где находится завещание Рональда Ричардсона?
— У меня. Но оно уже не представляет никакого секрета после того, как было оглашено.
— Я могу с ним ознакомиться?
— Конечно. Приезжайте ко мне, и я вам его покажу. Здесь нет никаких тайн. Я могу открыто ответить на ваши вопросы по любому пункту этого документа.
— В чьи руки перейдет больница в случае смерти Лионел Хоукс?
— Об этом в завещании ничего не говорится. Там сказано, что Научный центр психиатрии и неврологии является собственностью семьи Ричардсон и переходит по наследству из поколения в поколение. Так как Дэлла Ричардсон отказалась от недвижимости, а приняла лишь треть финансовых средств, то ее дети не получат доли с продажи недвижимости. Владельцем больницы и всей недвижимости станут дети Лионел Ричардсон. Но в завещании сказано и о Хоуксе, директоре Центра. В случае его смерти, либо тяжелой и неизлечимой болезни, которая не позволит ему вести руководство центром, пост руководителя займет совет профессоров в составе трех человек. Есть поправка, что каждый из этих профессоров должен иметь стаж работы в Центре не менее пяти дет и избираться в совет тайным голосованием медперсонала. Вполне демократический метод, как мне кажется… Теперь у меня к вам вопрос, мистер Элжер. Все мною сказанное не имеет ни малейшего отношения к исчезновению Лин. Вы уверены, что выработали правильную тактику расследования?
— К сожалению, получается так, что нет ни одного факта или примитивной зацепки, которая могла бы дать направление для поисков. Передо мной чистый лист бумаги, и я не могу его заполнить. Сейчас меня интересует все. Прошло две недели, и времени в моем распоряжении очень мало. С каждой минутой след остывает все больше и больше. Мне бы не хотелось возвращаться к одному и тому же вопросу дважды. Такую роскошь можно себе позволить, если идешь но горячим следам. Поиск человека — это не значит шарить по кустам вдоль шоссе, на котором человек исчез. Полиция этим уже занималась и, как мы видим, безуспешно. Лионел Хоукс не имела врагов, и ее никто не похищал. Требования о выкупе не выдвигались! По словам опрошенных, чета Хоукс жила в мире и согласии. Жена не собиралась сбежать от мужа, а муж не мог ее убить. У него железное алиби. В результате нет никаких следов исчезнувшей женщины, и нет следов ее машины. Сожалею, но я не Господь Бог и даже не Филипп Марлоу или Эркюль Пуаро. Когда литературные герои попадают в тупик, им всегда помогает найти выход автор. Талантливые авторы делают это интересно, другие сами запутываются в собственных историях, и тогда им помогает случай. Что называется, «кирпич на голову»! Анонимный звонок, забытая записка, свидетель. Что мне вам рассказывать, вы сами это знаете. Приятно ощутить себя умнее автора и усмехаться, зная, чем все это кончится. Сожалею, но жизнь не так бездарна, как некоторые крючкотворы. Мне не от кого ждать подачек, сэр. Моя задача — найти Лионел Хоукс, и я взялся за эту задачу. Возможно, мой метод скучен, и в нем нет погонь с перестрелками. Да и стрелять-то не в кого. На данный момент в моем расследовании есть только вопросы. Неясные очертания общей картины. Эдакий розовый пейзаж без ветерка или тучки. Но когда исчезает человек, то становится ясно, что тебе рисуют не ту картинку. Истинное полотно замазано слащавыми красками.