Мрачный Жнец (перевод Н.Берденникова под ред. А.Жикаренцева)
Шрифт:
– «Вставай Живыми Заклейменный», – перебил его господин Башмак. – То был один из моих первых вариантов.
– Я не есть виновата в том, что ты сыграть в гроб, – холодно произнесла Дорин. – Один, два, три дня проходить, а ты все не шевелиться и не шевелиться…
– Жрецы, мягко говоря, были в шоке… – сказал Артур.
– Ха! Жрецы! – воскликнул господин Башмак. – Всегда одно и то же. Постоянно твердят о жизни после смерти, а попробуй воскресни – радости на их лицах ты не увидишь!
– Жрецов я тоже не люблю, – сказал голос из-под стула.
Сдумс задумался,
– Никогда не забуду выражение рожи его преподобия Благолепса, – мрачно произнес Артур. – Тридцать лет ходил в тот храм, пользовался уважением в обществе. А сейчас при одной только мысли о том, чтобы войти в это религиозное учреждение, у меня болит нога.
– Все есть правильно. Вряд ли стоит говорить то, что ты тогда сказать, когда откинуть крышку гроба, – строго указала Дорин. – Он есть священнослужитель. Они не должны знать такие дурные слова.
– А мне тот храм нравился, – с тоской произнес Артур. – Было чем заняться по средам.
– А вы вампиресса, госпожа Под… прошу прощения… графиня Упырито? – вежливо спросил Сдумс.
Графиня улыбнулась:
– Представляйте себе, да.
– По мужу, – хмуро пояснил Артур.
– А это возможно? – поинтересовался Сдумс. – Я всегда думал, что надо укусить.
Из-под стула раздалось гнусное хихиканье.
– Честно говоря, не понимаю, почему я должен вдруг кусать ту, рядом с которой провел тридцать лет супружеской жизни, – сказал граф.
– Каждая женщина есть всегда делить с мужем его увлечения, – важно ответила Дорин. – Это то, что делать брак интересным.
– Кому нужен интересный брак? Лично я никогда не говорил, что мне нужен интересный брак. В этом беда всех современных людей. Они считают, что супружеская жизнь может быть интересной. К тому же увлечения здесь ни при чем, – простонал Артур. – Вампирство не такое уж веселое занятие, вопреки распространенному мнению. На улицу днем не выйдешь, чеснок есть нельзя, а бриться теперь – сущая каторга…
– Почему? Ведь, по-моему… – начал было Сдумс.
– Здесь все дело в зеркалах. Я в них не отражаюсь, – перебил его Артур. – Думал, хоть превращение в летучую мышь будет интересным, но местные совы – такие сволочи. Ну а что касается… ну, ты понимаешь… кровь там и так далее… – Артур внезапно замолчал.
– Артур всегда трудно ладить с людьми, – пояснила Дорин.
– Но самое плохое – постоянно приходится носить фрак, – продолжил Артур, искоса взглянув на Дорин. – Хотя я считаю, что особой необходимости в нем нет.
– То есть поддержание традиций, – твердо заявила Дорин, которая, очевидно, решила дополнить фрак Артура нарядом, который она посчитала уместным для вампирессы, а именно: черное облегающее платье, длинные черные волосы, зачесанные назад, и мертвенно-бледный грим на лице.
Правда, от природы графиня была маленькой, пухлой, с курчавыми волосами и здоровым цветом лица. И природа брала свое.
– Лежал бы себе в гробу и лежал… – с тоской пробормотал Артур.
– О нет! – вмешался в разговор господин Башмак. – Это слишком простой выход. Движению нужны такие люди, как
– Который из них, Редж? – устало произнес Волкофф. – У нас их так много.
– «Мы мертвы, но дух наш живет!» – напомнил Редж.
– Понимаешь, на самом деле намерения у него самые добрые, – пояснил Волкофф, когда встреча закончилась.
Он и Сдумс шли сквозь серый свет рассвета. Чета Упырито ушла раньше, чтобы успеть домой до восхода солнца, а господин Башмак сказал, что ему еще нужно произнести речь на митинге, и срочно отбыл в неизвестном направлении.
– Он постоянно ходит на кладбище за Храмом Мелких Богов и начинает там орать, – объяснял Волкофф. – Называет это подъемом самосознания, но, как мне кажется, сам в этом сомневается.
– А кто был под стулом? – спросил Сдумс.
– Шлеппель, – ответил Волкофф. – Нам кажется, он относится к страшилам.
– А страшилы тоже умертвия?
– Он не говорит.
– И вы никогда его не видели? Я всегда считал, что страшилы прячутся под чем-нибудь или за чем-нибудь, чтобы потом выпрыгнуть оттуда на ничего не подозревающего человека.
– Прятаться он умеет. Но вот с выпрыгиванием у него не очень. Нам он не показывался.
Сдумс обдумал услышанное. Страшила, страдающий боязнью открытых пространств… М-да, полный набор.
– Странно все это, – рассеяно заметил он.
– Мы ходим в клуб только для того, чтобы доставить Реджу удовольствие, – пояснил Волкофф. – Дорин говорит, что, если мы перестанем там появляться, у него не выдержит сердце. Но знаешь, что самое плохое?
– Ну?
– Иногда он приносит гитару и заставляет нас петь песни типа «Улицы Анк-Морпорка» и «Мы все преодолеем» [12] . Это просто ужасно.
– Что, петь не умеет? – спросил Сдумс.
– Петь? Пение здесь ни при чем. Ты когда-нибудь видел зомби, пытающегося играть на гитаре? Особенно стыдно помогать ему искать отвалившиеся пальцы. – Волкофф вздохнул. – Кстати, сестра Друлль – кладбищенская воровка. Если будет предлагать пирожки с мясом, лучше откажись.
12
Песня, которая существует буквально на всех языках и во всех мирах множественной вселенной. Причем ее всегда поют одни и те же люди, а именно те, которым, когда они вырастут, будет петь «Мы все преодолеем» следующее поколение.
Сдумс с трудом вспомнил стеснительную старушку в бесформенном сером платье.
– О боги, неужели ты хочешь сказать, что она делает их из человеческого мяса?
– Что? Нет. Она просто очень плохо готовит.
– О.
– А брат Банши, возможно, является единственным в мире привидением-плакальщиком с дефектом речи, поэтому, вместо того чтобы сидеть на крышах и кричать о том, когда люди должны умереть, он пишет им записки и подсовывает под двери…
Сдумс вспомнил вытянутое печальное лицо: