Мрак под солнцем
Шрифт:
Оставшись одни, Инес и Бернардо еще несколько минут молчали, словно осмысливая увиденное. Их молчание было нарушено появившимся водителем микроавтобуса, который привез их сюда. Началась обратная процедура перетаскивания кресла и самого Бернардо в машину.
На этот раз Бернардо перенес все эти мучения мужественно, не позволяя себя нести. Он даже допрыгал до автобуса, и лишь затем его перенесли внутрь.
Когда микроавтобус тронулся, Бернардо негромко сказал Инес:
— Спасибо за ваши комплименты, они мне очень помогли.
— Я давала некоторые из них авансом, — ответила, улыбаясь, женщина. Они рассмеялись.
— Что
— Нас пригласили в гости к моей подруге, — сказала Инес, — мы обязательно должны пойти. Будет день рождения ее мужа.
— Тогда, конечно, надо, — согласился Бернардо, — вы можете пойти даже без меня.
— Вы же знаете, что я этого никогда не сделаю, — ответила женщина. Бернардо промолчал. Автобус подбрасывало на поворотах.
— Вы с ней спали? — вдруг спросила Инес.
— С кем? — он отлично знал, о ком именно она говорит, но сделал удивленное лицо, переспрашивая.
— С вашей сотрудницей. — Инес спрашивала, глядя прямо перед собой, даже не повернув головы в сторону Бернардо. Он молчал. Врать не хотелось, говорить правду было нельзя.
— Я видела, как она с вами прощалась, — сказала Инес, — женщины так пожимают руку только очень близким людям. Я видела ее лицо в этот момент. И ваше.
Как глупо, подумал Бернардо. Мы прилагали столько усилий, чтобы никто не сумел узнать о нашем знакомстве, а женщина с ее интуицией сразу все понимает. Она просто увидела наши взгляды и все поняла. Нужно ввести в разведку такое понятие, как женская интуиция. Она иногда оказывается намного сильнее мужской логики. Но он по-прежнему молчал.
Больше Инес ничего не сказала. Она сидела, гордо подняв голову, словно ее собственная гордость не позволяла ей задавать вопросы на эту тему. Бернардо несколько успокоился. Он вдруг понял, что она никогда и ни с кем не будет говорить на эту тему. Эта тема задевала ее женское самолюбие и была слишком личной. При таких обстоятельствах Инес была больше женщиной, чем сотрудником разведки.
Они приехали в свой номер, во время обеда Бернардо не сказал ни слова. Он помнил лицо Инес, выражавшее одновременно непонимание, обиду, неприятие поведения Бернардо, и он чувствовал себя несколько виноватым, словно на самом деле был любящим супругом, изменившим своей жене. А может, так проста логика женщины? Достаточно ей узнать, что мужчина пользуется успехом у другой привлекательной женщины, и ее любопытство возрастает до пределов невозможного, а когда увлекается близкий человек, то независимо от своих чувств и отношения к нему любая женщина чувствует себя почти оскорбленной, словно он должен был в первую очередь обращать внимание на нее, даже без малейших шансов на успех.
После обеда Инес нигде не было видно. Габриэла сообщила, что сеньора Контрерас уехала в столицу, попросив не ждать ее к ужину. Бернардо все-таки встревожился. Вполне возможно, он переоценил значение женской интуиции, и женщина просто провела с ним отвлекающий маневр, выдав блестящую игру разведчицы за оскорбленное женское самолюбие. И хотя он видел лицо Инес и почти не сомневался в правильности своих наблюдений, тем не менее отсутствие Инес Контрерас довольно сильно тревожило его.
Он не хотел признаваться даже самому себе, что и в нем говорит сильное
Габриэла испуганно молчала. Она решила, очевидно, что они поссорились, и сеньора Инес, оставив сеньора Гильермо, просто уехала в Гавану. Она также не решалась нарушить сложившееся молчание, и ужин прошел только под постоянные реплики Жоакина, не совсем понимавшего, что конкретно произошло.
После ужина Бернардо поднялся наверх и, сидя в кресле, продолжал наблюдать за побережьем, словно ожидая, когда наконец появится его «супруга». Она приехала на автомобиле в первом часу ночи. Бернардо по-прежнему сидел на балконе. Она тепло попрощалась с кем-то из сидевших в машине и внезапно подняла голову, увидев Бернардо. Он молча смотрел вниз. Инес, отвернувшись, вошла в дом, поднимаясь по лестницам.
Бернардо остался сидеть, глядя на побережье и вспыхивающие недалеко различные огни большого города. Даже несмотря на экономию электроэнергии, в столице были освещены посольства, центральные улицы, многие общественные здания. Конечно, в Гаване были определенные трудности, но издали они были не так заметны. А может, проблему и нужно рассматривать не очень близко, иначе обнаруживаешь массу неприятных вещей, о которых совсем необязательно знать.
В дверь постучали. Бернардо, обернувшись, въехал в комнату.
Инес вошла в его комнату. По договоренности друг с другом они спали в разных комнатах и по ночам не виделись. Но теперь она сама вошла в спальню, служившую комнатой для Бернардо.
— Вы еще не спите? — спросила Инес.
— Сижу. Мне нравится смотреть на море. Я любил море, когда отец возил меня в город.
— Я тоже люблю море, — призналась Инес. На ней был светлый брючный костюм: узкие бежевые брюки, рубаха с жилеткой под цвет брюк.
— Вы были в Гаване? — спросил он.
— Да, ездила на могилу матери Рауля. Она похоронена здесь, в Гаване. Он просил меня всегда навещать ее могилу.
— Его мать умерла здесь?
— Во время приезда сюда. Была какая-то лихорадка. Ей разрешали ездить, хотя ее муж в свое время эмигрировал с Кубы. Он не признавал и не любил кубинскую революцию. Впрочем, как и большинство богатых людей.
— Они переехали в Мексику?
— Да, но их семью не считали беженцами или эмигрантами. Отец Рауля работал вместе с моим отцом. А дядя Рауля занимал здесь довольно большую должность, работал в разведке.
Она не стала повторяться, что это был Мануэль, а Бернардо не стал спрашивать.
— Мы уезжаем через несколько дней, — сказал он.
— Да, ваш генерал сказал, что четвертого — пятого июня. Сегодня тридцать первое мая.
— Сегодня уже первое июня, — улыбнулся Бернардо, — уже первый час ночи. Мы расстанемся через три дня.
— Как глупо, — вдруг сказала Инес, — мне казалось, что вы будете оставаться здесь до своего полного выздоровления. Они могли бы вас и оставить. В конце концов они ведь не платят деньги за ваше пребывание на острове.
— Не нужно напоминать мне о моей печальной участи, — сказал он, — я всегда помню, что я всего лишь бедный альфонс при богатой вдове.