Мрак, сомкнись
Шрифт:
Все сразу приободрились, хотя теперь, когда они уже не чувствовали страха и напряжение прошло, они поняли, что буквально падают от усталости и должны заночевать здесь. Они начали готовиться к отдыху: большинство, в том числе и оба раненые мужчины должны были спать в автобусе, поскольку было холодно, а перед рассветом могло похолодать еще больше. Хиксон опасался, не сдвинутся ли со склона скалы в случае нового землетрясения, но Брехт объяснил, что раз они не упали до сих пор, то уже не упадут, и добавил, что толчки, которые вызвало в течение первых часов гравитационное поле Странника,
Брехт решил, что два человека завернутся в одеяла, вооружатся карабинами и серым, странным пистолетом Марго и будут ночью нести стражу в небольшой нише между скалами, несколько ниже вершины склона и точно под скалой, блокирующей долину. Он заявил, что Додд и Макхит будут дежурить до полуночи, Хантер и Марго — с полуночи до половины третьего утра, а сам он и Рама Джоан — с половины третьего до рассвета. Хиксон со вторым карабином будет спать в автобусе на кресле водителя, а женщины, после того как сменятся с поста, — в фургончике вместе с Анной.
Ванда начала было насмехаться над этой идеей, но колкое замечание Брехта сразу же закрыло ей рот.
Они разожгли примус и вскипятили воду, чтобы приготовить кофе с молоком, и съели бутерброды с ореховым маслом и мармеладом.
Сначала Марго думала, что не сможет проглотить эти сладкие детские лакомства, но после первого же куска почувствовала такой голод, что уплела три бутерброда и выпила две чашки кофе с молоком. Она почувствовала себя радостно возбужденной, словно после выпивки, — перед ее глазами периодически возникал вид трех грабителей, сметенных со скалы выстрелом из ее пистолета. И от этого чувства она беззаботно говорила собравшимся все, что приходило ей в голову в данную минуту.
За автобусом она увидела Дылду и прямо спросила у него:
— Правда ли, что у вас две жены? Ида и Ванда — в самом деле две жены?
Дылда, нисколько не смущенный этим вопросом, склонил седую голову, ответив:
— Да, это правда. Согласно нашей вере, они обе мои жены, а я их кормилец. Эта связь дает нам много преимуществ. Я женился на Ванде из-за ее духовных достоинств. Теперь, конечно, со временем это все изменилось…
Нахмурившийся старый водитель услыхал ответы Дылды, что-то презрительно буркнул и повернулся к ним спиной.
— Что, завидуешь ему, дедушка? — дружелюбно, хотя и несколько злорадно, рассмеялась Марго.
Тигрица в третий раз накормила кошку и посмотрела на Пола презрительным взглядом. Потом, как он, впрочем, и ожидал, обдуманно человеческим жестом пожала своими красивыми фиолетово-зелеными плечами, более гибкими, нежели плечи теннисиста или индусской танцовщицы, и повернулась к пульту пищи. Через мгновение она подплыла к нему с сумкой в одной руке и двумя узкими трубками в другой. Зависнув над ним, Тигрица смерила его взглядом, словно в неожиданной неуверенности — впихнуть ли ему силой пищу в рот, или же ввести ее в вену, или через прямую кишку.
У Пола ужасно болели мышцы, горло горело от жажды, голова кружилась — впрочем, не столько от голода, сколько от избытка впечатлений. Однако больше всего его раздражали изменения в. поведении Тигрицы. Когда Мяу ела, Тигрица танцевала. Это был прекрасный, быстрый, ритмичный танец — большая кошка делала пируэты, попеременно отталкиваясь от пола и потолка летательного аппарата. Одновременно кабину заполняла странная музыка, а загадочный свет мерно подрагивал.
Сейчас Пол осознал, что Тигрица от природы передвигается на кончиках пальцев, словно балерина, потому что она — существо пальцеходящее, а не стопоходящее. Он отметил, что ее стопа состоит из одних пальцев, а выше размещенная пятка является эквивалентом нижнего локтя в плече земных четвероногих.
Ее танец очаровал его до такой степени, что он забыл о боли и страхе.
Теперь красивая танцовщица снова была бесчувственной, бездушной, презирающей его медсестрой — что за отвратительная метаморфоза!
И несмотря на жажду, он с грустью покачал головой, пытаясь сжать запекшиеся губы. Пол нахмурил брови и серьезно посмотрел на нее, прося глазами о снисхождении, — он осознавал, что выглядит сейчас действительно, как связанная, с заткнутым ртом обезьяна, которая умоляет, чтобы ее освободили.
Тигрица улыбнулась, не размыкая губ, — он был уверен, что она снова издевательски подражает человеку — и продолжала внимательно к нему присматриваться.
Сейчас была ночь, так что он находился на корабле уже двенадцать часов, поскольку когда он последний раз видел Землю, то видел — у него не было никаких сомнений — Сан-Франциско, над которым опускалась ночь. Он видел черные пепелища, дома, опаленные дымом пожаров, погашенных проливными дождями, а также десятки судов у Золотых Ворот. Потом летающая тарелка наклонилась, и Пол увидел восходящего Странника с диском, напоминающим мандалу, — планету окружало асимметричное, сверкающее кольцо или же, как через мгновение понял Пол, то, что осталось от Луны.
Тигрица подвинулась ближе, зеленой лапой прикоснулась к запястью правой руки Пола, после чего снова отодвинулась. Пол с огромным удивлением почувствовал, что рука у него свободна. Он пошевелил пальцами, согнул их, а затем выпрямил ладонь, ощущая при этом не такую сильную боль, как ожидал, и уже хотел поднять руку ко рту, когда неожиданно остановился.
Если он прикоснется к губам, она может превратно понять этот жест и немедленно запихнет ему в рот трубку.
Поэтому он прикоснулся ко лбу, потом плавным движением опустил руку ко рту и указал на ее остроконечные уши.
— Хочешь поговорить, да? — спросила Тигрица. — Обезьяна и кот — большой разговор?
Она медленно покачала головой.
— Нет! Ты будешь визжать и упрашивать. Один вопрос, десять, пять тысяч! Я хорошо знаю обезьян!
Пол потерял надежду. Одновременно им овладела ни на чем не основанная уверенность, что, если бы Тигрица хотела, она смогла бы говорить совершенно правильно, однако не хочет. Так же порой ведет себя обычный человек, который мог бы говорить совершенно правильно на любом чужом языке, но однако в его речи проскальзывает определенный акцент, определенные грамматические структуры, которыми он пользовался, когда начинал учить данный язык, только для того чтобы подчеркнуть этим свою обособленность и выразить свое критическое отношение к языковым уродствам чужого языка.