Мрак, сомкнись
Шрифт:
Пол неожиданно почувствовал, что Тигрица пытается проникнуть в его мозг, чтобы проверить, не лжет ли он. Несмотря на это, он продолжал:
— Поля, о которых ты не знала, были четко видны на второй и на четвертой фотографиях. Они находились около Юпитера и Луны.
Ответ Тигрицы поразил его.
— Ты прав, — коротко сказала она. — Я должна немедленно соединиться со Странником. Это может быть… именно то, чего мы опасаемся.
Она резко повернулась к пульту управления. Сейчас, в условиях нормальной гравитации, она стояла на задних лапах.
— Ты должен сейчас поздороваться с нашим гостем, — сказала она, поворачивая голову лишь на мгновение.
Напротив Пола, посреди розового отверстия, открылся люк, в котором возник мужчина в мундире
Пол, который едва успел одеть рубашку, поспешно встал и, прежде чем люк закрылся, увидел внутреннюю часть металлической трубы, сделанной словно из гофрированной жести.
Пришелец посмотрел на Тигрицу, после чего обвел взглядом каюту.
— Дон?!
— Пол!
— Я думал, что ты погиб на Луне…
— А я думал… что ты… сам не знаю! Но как…
Воцарилось неловкое молчание, каждый из них ждал, что заговорит другой. Пол понимал, что Дон заинтригованно присматривается к нему. Он быстро подтянул брюки и застегнул рубашку.
Дон посмотрел на Тигрицу. Он длительное время присматривался к ней. Потом посмотрел на цветы и оценил убранство каюты. И только после этого снова посмотрел на Пола. Пожав плечами и неловко улыбаясь, он протянул руки вперед, словно хотел сказать: ну и что, что солнечная система распадается, что мы находимся в необычном гравитационном поле, на необычном корабле, посреди пустоты космоса, что я нахожусь сейчас в атмосфере какого-то будуарного фарса…Пол почувствовал, что краснеет. Он был страшно зол на себя. Тигрица на мгновение отвернулась от пульта управления и сказала:
— Приветствую тебя, Дональд Мерриам. Извини обезьяну, она стыдится собственной наготы. Ты, впрочем, наверное, тоже стыдишься ее. Право, вам определенно не хватает меха!
Глава 40
Для группы Хантера диск Странника показывал «двадцать пять минут после динозавра», как назвала бы это Анна, которая сейчас спала. Тем самым Странник был на час и пятнадцать минут выше, чем тогда, когда Хантер и Хиксон остановили автомобили на перевале, чтобы иметь возможность наблюдать за приливом. Все немного перекусили, перевязали порезы и царапины, полученные во время уборки камней с шоссе, и теперь большинство спало в машинах или рядом с ними, завернувшись в плащи и одеяла или прикрывшись большим брезентовым полотенцем, несмотря на то что ночь была относительно теплой.
Возле примуса, на котором закипала вода для кофе, сидели только три человека — дед, Дылда и Кларенс Додд. Старик, свернувшись клубком, словно змея, исследовал жалкие остатки своих зубов через пергаментные щеки так серьезно и с таким неудовольствием, словно Бог был дантистом, на которого он собирался подать в суд за халтуру. Дылда сидел в позе полулотоса — с правой стопой на левом бедре и правым коленом на левой стопе — и смотрел на динозавра, на эту золотистую бестию фаллической формы, с такой важностью восседавшую на Страннике, словно она была пупком космоса.
Додд сидел на корточках и, воспользовавшись светом Странника, записывал в блокнот события и наблюдения прошедшего дня. Хантер и Марго, держась за руки, подошли к Додду. Хантер положил ему руку на плечо и тихо сказал:
— Я и Марго пойдем на склон с противоположной стороны шоссе. Если что-нибудь случится, просигналь пять раз.
Додд посмотрел на них и кивнул. Старик, лежащий с другой стороны, глянул на одеяло, которое Марго держала под мышкой, отвернулся и презрительно фыркнул, давая тем самым понять, что осуждает такое поведение.
Дылда прервал медитацию и посмотрел на деда.
— Перестань, — сказал он тихо и спокойно. Потом посмотрел на Хантера и Марго, перевел взгляд на Странника, сияющего над ними, — его погруженное в размышление лицо фанатика осветилось улыбкой.
— Пусть Испан благословит вашу любовь, — сказал он, начертав на колене указательным пальцем правой руки маленький египетский знак ключа жизни.
Додд склонил голову и продолжал писать. Его рот был крепко сжат, словно он хотел скрыть улыбку и ему хотелось прыснуть от смеха.
Хантер и Марго перешли на другую сторону шоссе. Анна и ее мать, завернувшись в одеяла, лежали на фургончике. Хантеру показалось, что у Рамы Джоан широко открыты глаза и она улыбается им, но, когда они подошли ближе, он увидел, что женщина спит. Неожиданно краем глаза он увидел высокую темную фигуру, стоящую в тени фургончика. Даже ее лицо было темным, прикрытым черной шляпой с опущенными полями.
У Хантера мороз пошел по коже, поскольку у него не было сомнений, что это Брехт. Он хотел, чтобы Брехт что-то сказал, чтобы показал лицо, но фигура только подняла руку к шляпе, надвинула ее глубже на лоб и снова отступила во мрак.
В то же время Хантер почувствовал, что пальцы Марго сильнее сжимаются у него на плече — он повернулся и посмотрел в тень фургончика. Там уже никого не было.
Они пошли дальше, не проронив ни слова. Трава шелестела под их ногами, когда они взбирались на склон. Стояла полночь, Странник висел высоко в небе. Ни на мгновение они не забывали о море, которое владело сейчас Землей, — прилив остановился сейчас в каких-то пятидесяти метрах от них, но волны продолжали биться о каменные склоны, о Страннике, который завладел небом, нет, не небом, а пространством вокруг Земли, превращая небо в темную, серую оболочку, об ужасе, который завладел жизнью всех людей во всем мире…
Они пришли на низкий скальный порог, с него перешли на следующий и увидели перед собой плоский прямоугольный серый валун, величиной с гигантский гроб. Марго расстелила одеяло, и они оба присели на нем на корточки, лицом друг к другу. Они смотрели друг другу в лицо, сосредоточенные и серьезные, а когда наконец улыбнулись, то это были жесткие, хищные улыбки. Мгновения тишины между двумя ударами волны заполнило пульсирование их крови, более громкое, чем гул воды. Горы словно отзывались эхом в такт их сердцам, и небо стучало в таком же ритме. Марго сняла куртку, положила рядом ней пистолет и начала расстегивать блузку, но Хантер мягко отвел ее руки и стал не торопясь раздевать девушку. Марго прикоснулась к его бороде, схватила в горсть жесткие волосы, сжала пальцы и прижала кулак к его подбородку. У них было такое впечатление, что время остановилось, по крайней мере, что оно не торопится и не мчится так быстро. Что узкий и низкий коридор, который нужно преодолеть как можно быстрее, превратился в обширную равнину, на которой можно даже остановиться и отдохнуть. Все — море, скалы, холмы, небо, окружающий их холодный воздух и большая изменяющаяся планета — ожило раз и навсегда, проникая в их мысли, и, может быть, их разум был сейчас более открыт для всевозможных ощущений, чем когда-либо раньше. Чем больше Марго познавала тело Хантера, а Хантер — тело Марго, тем больше, а не меньше, как должно казаться, — они познавали все, что их окружает, вещи большие и маленькие, даже такие маленькие, как небольшая черточка фиолетового цвета на шкале пистолета. — вещи, как видимые, так и невидимые., то, что живо, и то, что уже мертво… их тела и небо составляли единое целое — яркое солнце, пытающееся получить расположение темного полумесяца, наконец соединилось с ним. Они чувствовали, как в их телах безумствует яростный прибой, что их объяло бурное море, но знали, что после этой бури обязательно наступит тишина. Время шло, уплывало незаметно — по крайней мере, один раз оно не шумело о смерти, но гармонично соединяло смерть с жизнью. Над их головами золотистая бестия в форме фаллоса, которая вращалась вправо по темно-фиолетовой плоскости Странника, в течение следующего часа превратилась в золотую змею, обвивающуюся вокруг треснувшего яйца — в самку, которая сражается с оплодотворяющим ее самцом, обвивается вокруг него и, наконец, раздавливает — а обломки уничтоженной Луны сверкали и танцевали вокруг планеты, словно миллионы яростно соперничающих друг с другом сперматозоидов вокруг яйца.