Мрак в конце тоннеля
Шрифт:
Ну а вдруг обитателям третьего блока не хватает жизненного пространства, вдруг им нужны наши просторы, не заселенные и на десять процентов? Что, если поэтому они готовят диверсию?.. Но ведь можно просто договориться? Мы пустим их сюда, а они поделятся с нами продовольственными запасами… А если они не хотят делиться? Вдруг мы для них настолько чужие, что нас уже приговорили к смерти?
Все эти мысли противоречили здравому смыслу, но тревога становилась все сильней. И шум за дверью сгущал ее, а еще, также извне, в мое сознание, казалось, вплывали телепатические волны, внушающие мне беспокойство. Мало-помалу
И не было уже никаких сомнений в том, что я стал жертвой ядерной войны. Почти никаких… Сомнения заменило чувство тревоги, и оно, казалось, сводило меня с ума. А ведь шла всего третья ночь нашего заточения. Неужели через неделю я стану законченным психом?
Шум за дверью вдруг стих. Но теперь тревога исходила от самой тишины, вязкой, гнетуще-тяжелой.
– Кажется, успокоились, – безрадостно прошептал «моряк».
Сергей Павлович действительно был акционером нескольких металлургических заводов, миллионером. Но, поскольку непосредственного участия в управлении этими предприятиями он не принимал, то врагов у него, как ему хотелось на это надеяться, не было, поэтому жилось ему спокойно и опасения за собственную жизнь не донимали. Поэтому и не пользовался услугами телохранителей, которых мог бы взять с собой сюда, под землю. И это хорошо, иначе бы мне пришлось иметь дело с ними за то, что я наехал на их босса.
А ведь я действительно готов был подраться с ним, чтобы приструнить распоясавшуюся толпу. Я в тот день и собрание провел, и даже организовал дежурство по бункеру. И лекарства в медпункт вернулись в тот же день.
Мне удалось предотвратить бунт на корабле. Но сейчас я, пожалуй, не взялся бы за это дело. Не хотелось мне ни во что больше ввязываться: лень меня одолела. Замкнутое пространство, казалось, высасывало жизненную энергию, насыщая образующиеся пустоты апатией, густой, как болотная жижа. И еще изнутри меня разъедала радиация, заставляя принимать на грудь больше обычного. Коньяк заканчивался, запасов спиртного в убежище не было, и я даже представить боялся, что будет со мной, когда нечем будет глушить свой страх… Тогда я точно сойду с ума через неделю.
Со скрипом открылась дверь, и к нам вышел заспанный Болгаров. Вместо полевой формы на нем был байковый спортивный костюм, такой же мятый, как и его лицо.
– Что у вас тут такое? – потирая глаза, спросил он.
– Да за дверью шуршал кто-то, – ответил Сергей Павлович.
– Мыши?
– Ага, размером со слона.
– Тогда уже размером с мамонта, – в мрачной усмешке скривил я губы. – У мамонта бивни есть, а слону землю рыть нечем…
– Может, вы сами раздули этого слона? – спросил «капитан». – Из мыши.
– Может, и раздули. А ты, я так думаю, этого слона сдул. «ДП-5» какое излучение измеряет?
– Радиоактивное.
– А точней? Альфа, бета, гамма?
– Ну, гамма… Хотя можно и бета-излучение обнаружить. А что такое?
– Нейтронное излучение оно не обнаруживает. И не замеряет. А у нас тут больше всего нейтронное излучение было. Какую дозу мы получили?
Я едва не разорался от волнения. Точно, нервы ни к черту. Что-то нужно делать, иначе я и недели не протяну.
– Ну, не очень большую…
– А фонит от нас как?
– Ну, вы же купались, одежду стирали… Успокойся, Платон Григорьевич, – встревоженно смотрел на меня Болгаров.
– Надо было и гамму замерить. – Мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки.
– Нечем.
– Мог бы и сказать…
– Должен же я был вас как-то успокоить… Я вам даже больше скажу. Прибор не работает. То есть он работает, но там встроенный источник радиации…
На губах у Болгарова заиграла торжественно-загадочная улыбка, как будто он собирался сообщить нам сенсационную новость. Но в это время послышался женский визг.
Он исходил из коридора, соединяющего между собой первый и второй блоки.
– Что там такое?
Пока моя голова соображала, ноги уже понесли тело вдоль по большому коридору. И все остальные полуночники бросились за мной.
В перемычке между блоками находилась телеграфная, а напротив – большое жилое помещение, разделенное дощатыми перегородками на несколько комнат для семейных пар. В этих отсеках и сырости было поменьше, чем в нашем, например, кубрике, и теплей, и светлей, и кровати стояли нормальные, а не нары. В одной из комнат что-то происходило.
Какой-то женщине мог присниться кошмарный сон, но я почему-то далек был от этой мысли. Интуиция подсказывала мне, что произошло нечто экстраординарное.
Я сворачивал в переходной коридор, когда снова прозвучал женский крик – на этот раз протяжно, надрывно и пронзительно. И еще я услышал чье-то злобное рычание и глухие удары.
Железная дверь тамбура, общего для семейных комнат, была открыта. И следующая, тонкая деревянная дверь распахнута настежь; переступив порог, я увидел жуткую картину. Один здоровяк держал «гавайца» за сведенные за спину руки, а другой – бил жертву кулаками в живот. Его подруга Нина стояла на кровати в розовой пижаме и что есть мочи кричала, призывая на помощь. Но налетчики никак не реагировали на это. Похоже, они ничего не соображали и не понимали, что их могут остановить силой.
Это были люди из нашей группы – Слава и Сева, как они называли друг друга. Бритоголовый Слава в натовском камуфляже работал кулаками, а его дружок Сева держал жертву. И у обоих вид совершенно невменяемый, глаза мутные, невидящие.
Слава, казалось, даже не увидел меня, когда я, схватив его за плечо, развернул к себе лицом. И никак не отреагировал, когда я ударил его головой. Это был мой коронный удар, и Слава не смог устоять на ногах. Сознание он потерял еще в падении, а на бетонный пол тяжело бухнулось уже бесчувственное тело. Следом за ним упал и «гаваец», потому что его уже некому было держать, а сам стоять он не мог.
Сева отступил в угол между шкафом и стенкой. Он смотрел на меня так, как будто только что проснулся и сейчас не мог понять, что происходит.
– Ну ты и урод! – разъяренно заорал на него я.
– Я… Я не хотел…
На самом деле Сева все понимал и отдавал себе отчет в своих действиях. Только по физиономии получить не хотел, поэтому и напустил на себя жалкий вид.
– Это все Слава!
Он пальцем тыкал в своего дружка, который лежал на полу и конвульсивно дергал ногой, будто подтверждая свою вину.