Мрак в конце тоннеля
Шрифт:
У кошки в темноте светятся глаза. Это я знал из прошлой своей жизни. Ведь божественное учение нашего великого господина допускает частичный переход знаний из одного воплощения в другое… Кстати, имя Платон я слышал в прошлой жизни. Не знаю, кому она принадлежало. Но что-то знакомое.
Мы шли по доскам, время от времени уступая дорогу тележкам. Но спустя какое-то время люди перестали попадаться нам навстречу. Рабочая штольня ушла влево, а мы ответвились вправо. Здесь тоже были установлены подпорки, под ногами гудели доски,
И еще здесь горел свет под потолком. Лампочка включалась, когда мы к ней подходили, и выключалась, когда оставалась у нас за спиной. Затем зажигалась следующая. Но я на лампочки старался не смотреть; мне совсем не нравился их свет. Это же все знают, что свет – это грех…
Мы шли наклоном вверх, пока не вышли к какой-то железной двери, закрытой на засов с нашей стороны. Бригадир открыл ее, и мы оказались в просторном помещении. Ровные, гладко отшлифованные стены, под потолком фонари в решетчатых абажурах. Не лампочки, как в шахте, а настоящие фонари, но ни один из них не горел. Впрочем, это мне и не нужно. Я хорошо видел в темноте на расстоянии нескольких метров, а больше мне и не надо. Необъятные просторы, учил нас господин, есть яма, куда проваливаются и где погибают грешники.
Мы двинулись дальше, из одного помещения перебравшись в другое, более просторное. Какие-то железные бочки на трубах, вентили… Бочки. Я знал, что такое бочки. И про вентили тоже слышал. Из другой жизни. А бочки эти, кажется, назывались фильтрами. Да, чтобы фильтровать грязный воздух.
Воздух в нашей прошлой жизни был грязным от грехов, и фильтрационные установки пытались его очищать. Какими наивными мы тогда были! Разве можно смыть грех технической водой? От греха может очистить только смерть…
Мне повезло – я помнил, как умирал. Я провалился в спасительную бездну, которая и воскресила меня для нынешней счастливой жизни, где есть бог и святая вера в него…
Мы шли по колено в воде, но для меня это нормальное состояние. Что за шахта без воды? Вода – это жизнь, и откачивали ее только для того, чтобы она не мешала нам работать. Хотя, конечно, гораздо приятней было работать в сухой шахте. Но такое удовольствие само по себе – грех. И хорошо, что есть чудесные таблетки, которые очищают душу.
По каменным, идеально ровным ступенькам бригадир поднялся к следующей двери, открыл ее, и мы оказались в просторном и совершенно сухом коридоре, откуда свернули в боковое помещение.
Пол здесь был гладким. Невероятно гладким. Я даже присел, чтобы ощупать его рукой. Кажется, это кафельная плитка… И на стенах плитка – правда, высотой в человеческий рост; дальше – голый железобетон. Голый, но такой теплый и уютный. Правда, он чуть-чуть сыроват, но тем приятней будет приложить к нему гниющую щеку…
Я знал, что такое мебель, но никогда ее не видел. А здесь на кафельном полу стоял стеклянный шкаф, где лежали какие-то пакеты, стояли пузырьки, стол, стул, деревянная кушетка, две поставленные одна на другую койки.
– Нравится? – спросил бригадир.
Он действительно божий пророк, если знает, что мне здесь должно понравиться. Как здесь тепло и сухо, какие гладкие пол и стены, а мебель!
Я сел на кушетку, но вдруг испуганно вскочил. Имел ли я право марать своим грязным телом эту божественную чистоту?.. Что, если это и есть тот рай, о котором говорил нам наш великий господин? Все, что я видел прежде, не настоящий рай, а это – настоящее царствие подземное! Может, всю свою жизнь я пробивался к нему с киркой в руках…
– Сиди, сиди!
– А-а… Хрр…
– Можно, можно…
Он действительно божий человек, если знает наш бессловесный язык. Значит, если он разрешает, я могу сесть на кушетку…
Кстати, откуда я знаю, что этот предмет называется кушетка?.. Ну да, это знания из прошлой жизни. Значит, в предыдущем своем воплощении мне приходилось сидеть на кушетках. И даже лежать на них…
Да, да, под потолком мягко жужжала неоновая лампа, я лежал на кушетке в майке и брюках, а немолодая уже, но симпатичная женщина прилепляла к моей груди какие-то присоски, крепила к рукам проводки… Кажется, так проверяли работу сердца.
В прошлой жизни я жил в мире, где люди часто болели. Но это их съедали изнутри совершенные ими грехи. А как можно было не грешить, когда мы жили, как животные…
Я лег на кушетку и вдруг понял, что засыпаю.
– Ы-ы-ы! – испуганно вскочил я на ноги.
– Что такое? – спросил бригадир.
Он стоял спиной ко мне и копался в шкафу.
– У-у-у!
– Ты прав, братишка, команды спать не было.
Именно этого я и боялся, именно потому и стоял сейчас на ногах.
– Хрр…
– Нормально все. Я никому ничего не скажу.
Бригадир прощал меня. Вот это радость!
– Ы-а-а!
– Я бы разрешил тебе поспать, да только идти надо. Здесь много интересного, но думаю, нам ничего не понадобится…
Он снова повел меня за собой, и по коридору мы вышли в столь просторное помещение, что я не видел стен впереди и справа от себя. Все помещение было заставлено длинными и широкими скамейками без спинок. На этих скамейках люди могли сидеть и спать, пережидая… А что они должны были пережидать?
– Давай, давай! – подгонял меня бригадир.
Он тоже неплохо видел в темноте, но все же подсвечивал себе путь фонарем. Мы вошли в помещение, с правой стороны которого тянулись душевые кабинки. Да, здесь люди смывали с себя грехи. Верней, они думали, что смывают их… На самом же деле от скверны их очищала смерть.
Мы вышли к железной двери, бригадир осветил ее фонариком, взялся за вентиль на ней, но не смог провернуть его.
– Черт! Черт! – выругался он.
– Ы-ы-ы! – возмущенно протянул я.