Мракан-сити
Шрифт:
— Пожалуйста — Джек закривлялся, — Выкинь что-нибудь годное, подходящее для ржаки. Я так хочу проржакаться, шо не могу уже. Ведь вещий Джек без смеха — это незакономерно как-то для нашей реальности, это просто неправильно, плохо… Это как наркоман без дозы, как военный без войны и как Гарик Потный без шрама, по которому текут английские школьницы. На худой конец это рекреативно, я разбавляю скуку, а чтобы другие не скучали, мне должно быть хохотно!
Неожиданное появление Антона Белова на этаже вынудило Джека и Фредди повременить с выходом. Лицо русского сияло… в злорадной улыбке. Долгое нахождение в капсуле, препараты, «бешенство» — совокупность этих раздражителей изменило сущность Белова. Его душу… Память сохранилась, но теперь Белов, по сути, совсем другая личность. Без принципов, без чести, без сострадания! Отсутствие всего перечисленного роднило его с Кригером и Хэлваном! С Фредди и Джеки!
— Не знаю, о какой моральной выдержки вы говорили, мистер Хэлван! — но было у нынешнего Белова кое-что, чего не наблюдалось у других — уважение к веселому маньяку, — Вэйн сник на третьей минуте разговора. Смотрел в потолок со слабо скрываемым волнением… — уважал он Хэлвана, потому что умеренно завидовал его злодейскому таланту, его непоколебимости, — Признайтесь, вы пошутили насчет фантастической силы воли…
— Нет! — крикнул Джек (со связанными руками, Джерси тихо наблюдал за балабольством придурковатых индивидов, не смеялся, но и не дрожал), — Нет, нет и еще раз нет! Я часто шучу, но часто не значит всегда!
— А как тогда? — русский был слишком навязчив по части расспросов, хоть и говорил тихо и сдержанно.
— А так вот тогда, особист! Очень просто! — смешливый психопат развел руками и высоко подпрыгнул, — Поднапряги извилины: если Сраун разок, по какой-то одной, известной лишь ему одному причине, зассал, это ж не значит, что теперь он будет ссать всегда! Вспомни поговорочку, которая в тренде на твоей родине, один раз — не пидорас! И сразу все изменится…
— То есть, Вэйн может проявить себя в будущем?
— Если будешь недооценивать своих врагов, то погоришь. Это не мнение, это данность…
— Шуруй. Не задерживаю…
— Хорошо, мистер Хэлван… — русский покорно ушел, оставив братию «развлекаться».
Джерси уставился на в тот миг отвернувшегося брата, который был настолько труслив и ничтожен, что не мог смотреть в глаза, даже зная, что тот, кого он подставил, ничего не сможет сделать.
— Смотри на меня… — такой обиды, как сейчас, Баллук доселе не испытывал. Раны предательства, особенно, когда предают близкие, затягиваются очень медленно. Процесс восстановления столь мучителен, что отпадает влечение к жизни, — Смотри! — крикнул Баллук, — Не отводи взгляд!
«Я должен» — Фредди пытался себя заставить повернуться…
— Брат, ты и так уже все понял, для чего тебе нужно со мной разбираться? А? Природу мою не изменишь… — Фредди ненавидел своего брата, равно как и всех остальных людей, и не имело значения, родственники они его или чужие люди. Но родственников он ненавидел куда сильнее, чем неродных, — Просто посмотри в глаза смерти. Посмотри… — в значительной степени, — Ты же стольких убил, стольких отправил на тот свет, а со смертью так и не общался…
— Я не боюсь смерти… — грозный голос Джерси попритих, и уже был далеко не таким грозным, — Ее боятся только трусы. И я даже знаю человека, который был к ней готов, который ждал ее. Смерть…
— Ага! — Фредди почесал подбородок и подошел к связанному на несколько шагов ближе, — Интересно, а этот твой знакомый, чтобы заикаться о небоязни смерти, хоть раз встречался с ней?
Джерси ответил, с безмерным презрением к брату, который открылся как враг — как бесчувственная машина, робот, нацеленный на уничтожение своей родни.
— Тебе видней. Он — твоя сестра!
Прокурор покачал головой, изображая мнимую жалость.
— Ты любил ее, я знаю. Но и я тоже! Мы из одной семьи, как же без обоюдовыгодной любви?
Джек смотрел на них и думал:
«Я несправедлив в девяносто девяти процентах! Почти все это не все, это почти все. Всегда нужно нести сугубо по факту и нисколько не привирать. Любое, пусть самое незначительное, преуменьшение для придирчивых правдолюбов уже нечто, из ряда вон выходящее.
Я часто перегибаю палку. Но только не в этом ситуэйшене. Здесь я абсолютно справедлив. Передо мной два дебила, и только один из них убивает свою родню. Я думал, это вытворяет Джерси и хотел его наказать, собственно, поэтому он сейчас не у дел. Но теперь оказывается, что убийца родни это Фредди.
Что-то у этих парней явно не так с головой. Надо узнать, у кого больше не так, убить больного, а более-менее адекватного отпустить или хотя б подвергнуть менее жуткой пытке. Все-таки убийство сестрички не лезет ни в какие ворота».
Но потом он посерьезнел:
— Давайте, сознательные клеветники, живее выясняйте, кто из вас, засранцев, сильнее жаждал смерти бедняжки Скарлетт. Я в душе не ебу, зачем вас родили…
— Так кто? — повторил Джек, — Кому было выгодно мочить Скарлетт, а? — и уставился на Джерси, — Специально гонишь на Фреда, чтобы спасти задницу? Идиот!
— Никогда — тихо молвил Джерси, — Никогда не говори о человеке, если не знаешь его…
— Что я должен знать?
«Во мне пробудилось чувство справедливости. Это — как раз то, что нужно для принятия решения».
— Правду… — Баллук словно переместился во времени и в пространстве, вернулся в Лондон…
Видя, что по вечерам вытворяет отец, Джеймс, который практически не появлялся дома, отважился на разговор с матерью. У Хелены была просьба к старшему сынишке, она искренне надеялась остаться услышанной.
— Ты видишь, как боятся Фредди и Скарлетт?
Джеймс, нехотя открывать рот, обходился кивками.
В сложившейся обстановке Хелена, внешне постаревшая из-за быта, превратившегося в чреду непрекращающихся стрессов, винила и себя, в том числе, не только мужа. Но больше, чем за свою жизнь, женщина переживала за жизни детей.