Мстислав, сын Мономаха
Шрифт:
Глава 9
Исполняя наказ отца, Мстислав вскоре после возвращения в Новгород позвал к себе на беседу посадника Павла.
– Домогается Святополк Новгорода, хощет вновь его своей воле подчинить. Коли сядет на столе Ярославец, то киевские посадники и воеводы всю власть в городе возьмут, – выслушав рассказ князя, молвил Павел. – Многие бояре разумеют се. Тебя же здесь вскормили, думают: под их боярскую дудку плясать будешь. Ты, княже, в том и не разубеждай их покуда. Тогда бояре да купцы за тебя всем скопом станут. Со Ставром потолкуй, он Святополку давний ворог, со Гюрятою такожде побай – сей муж осторожный, уступчивый, но вельми хитрый, его запросто так не возьмёшь. Но тебе он покуда верит. Купцы новгородские, думаю, тож супротив не будут. Поимей и с ними беседу. Климу же остерегайся, в тайне от него мысли свои держи.
– Значит, мыслишь, получится, как батюшка советует? – в волнении спросил Мстислав.
– А отчего б и не получиться? Святополка тут, в Новом городе, крепко не любят. Ты же, Мстиславе, нелюбовь сию разогревай неприметно этак, людей верных подыскивай. Оно, конечно, дело тонкое. В оба глядеть надобно.
От речей Павла Мстислав ещё более приободрился.
По совету посадника он спустя несколько дней побаил о Святополковом повелении со Ставром, Гюрятой, с некоторыми иными боярами, со старостами купеческих сотен, с настоятелями монастырей, со владыкою, и все – и бояре, и купцы, и иереи – были единодушны:
– Не хощем ни Святополка, ни сына его, ни посадника.
И потому, когда осенью 1102 года от Рождества Христова к Мстиславу прискакал гонец из Переяславля с грамотой, в которой князь Владимир просил сына выехать в Киев, молодой князь не огорчился, не встревожился такому известию, а без задержек отправился в путь. С собой Мстислав взял нескольких бояр, а также выборных от купцов и посланника от владыки.
Стоял сентябрь, на деревьях шумела под порывами ветра листва, краснели в лесах осины, желтели берёзы, липы, дубы, и посреди спокойного шелеста, посреди увядания, наводящего грусть, Мстиславу думалось: как же всё в мире ничтожно – и борьба за княжьи столы, и стремление к власти, – сколь всё переменчиво, зыбко, суетно.
После Смоленска Мстислав словно возвратился из осени в лето. На юге Руси сады, леса и рощи ещё стояли зелёные, ярко светило солнце – повсюду кипела жизнь, осени здесь не чувствовалось, не пришла она ещё сюда, не принесла с собой холода северных ветров, не нагнала на небеса серых туч.
Даже сопровождающий Мстислава в пути вечно хмурый Олекса при виде этого буйства красок повеселел и принялся насвистывать шутливые скоморошьи песенки.
Уже возле Переяславля путников настиг сильный и тёплый ливень, какие часто случаются летом, но осенью сменяются уныло моросящим дождиком, размывающим дороги и делающим их непроезжими.
Вода ручьём текла с усов, с бороды, но Мстислав, уставший за долгое время дороги, радовался весёлому освежающему дождю. Он готов был, забыв про своё княжеское достоинство, рассмеяться, как наивный ребёнок, задрать голову и подставить лицо низвергающемуся небесному водопаду.
Сзади один из дружинников снял с головы шелом, наполнил его водой и со смехом обливал товарищей. Отроки, спешившись, бегали, словно дети, друг за дружкой между конями. Повсюду слышались шутки, кто-то уже мерился силой, катаясь по зелёной траве, кто-то, сбросив одежды, мчался к сереющей неподалёку речке…
Но вот Мстислав громким окриком прервал это нежданное веселье.
– Переяславль близко, други. Поспешим же, – коротко отрезал он, указывая рукой на видные впереди бревенчатые башни сторожевого городка.
В Переяславль въехали поздним вечером. Не успел Мстислав как следует осмотреться на хорошо знакомом княжьем дворе, как навстречу ему выбежала орава ребятишек мал мала меньше. Два княжича, Юрий и Роман, облачены были в долгополые кафтаны зелёного цвета, перехваченные золочёными поясками с раздвоенными концами. На голове у каждого красовалась полукруглая, обшитая сверху парчой шапка с собольей опушкой. Здесь же находились две крохотные сестрёнки Мстислава – Агафья и Евфимия, облачённые в нарядные платьица. Ему вынесли на крыльцо грудного младшего Мономахова отпрыска – Андрея. Княгиня Евфимия – рослая статная жёнка – приветствовала Мстислава поясным поклоном и церемонно пригласила в терем.
После был пир в кругу отцовой семьи. Мстислав, вспоминая своё детство, чувствовал себя среди малознакомых княжеских слуг и отроков как-то неловко, хоть и старался улыбаться в ответ на похвальбу и ласковые слова мачехи.
На следующее утро его вызвал к себе отец. Снова, как и в Смоленске, они сидели друг против друга в палате, и князь Владимир, хмуря высокое чело, негромко говорил, наставлял сына:
– Поступай, как уговорились. Скажешь Святополку, будто во всём послушен его воле. А дальше уж новгородцы сами порешат, как быти. В прю не встревай, сиди молча и жди.
Мстислав кивал.
– О Климе не сведал ничего? – спросил Мономах.
– Тих больно стал боярин Клима. Подозрительно тих, – отозвался хриплым голосом Мстислав. – Следить за ним посылал людей. Ничего не проведали. Затаился.
– Ну и бог с ним, – вздохнул Владимир. – Одно скажу, сыне. Святополк – лукав, яко дьявол. С молодости лукавством отличен был. Вот иной человек как? Когда власти достигнет вышней, быстро к сему привыкает. Теперь уж иные лукавят, а он – нет, он – волю свою навязывает, силою кичится, доспехами звенит. Так обычно бывает. Но Святополк – он не таков. Скрытен, не верит никому. Послал нам, сыне, Бог супротивника скользкого, яко угорь. Не изменил его стол великий. Какою лукавою лисою был, таков и ныне есть.
– Разумею, отче. Слова лишнего не промолвлю у Святополка в хоромах, – сказал Мстислав.
– Что ж, полагаюсь на тебя. Новгорода нам терять николи не мочно. Помни. – Владимир встал со стольца и перекрестил торопливо вскочившего сына.
…Мстислав отправился в Киев в сопровождении Мономахова гонца, который вёз к Святополку грамоту. В ней Владимир указывал, что, согласно прошлому уговору, он посылает в Киев сына и что сын согласен покинуть Новгород и по воле великого князя выехать во Владимир-Волынский.
В Киеве Мстиславу не доводилось бывать уже довольно давно. После того как сел на новгородский стол, лишь изредка, на короткое время наезжал он в стольный, да и то только когда приглашал его в гости какой-нибудь знатный боярин.
На сей раз остановился он на подворье, которое всегда занимали новгородцы. Прибыли в Киев часа в два пополудни, и едва только боярские и княжеские слуги принялись разгружать возы, неся в просторный деревянный терем с высоким крыльцом господскую рухлядь [75] , как в ворота громко и настойчиво постучали.
75
Рухлядь – здесь: вещи, не обязательно старые.