Мстительница
Шрифт:
– В общих чертах, – сказала я.
Триглав почесал одно оттопыренное ухо и сказал:
– Когда Мэттис открывает дверь, Трисиль может войти в комнату, полную трофеев возрастом в миллион лет, бросить на них один взгляд и тут же решить, стоит ли с ними возиться. Трисиль говорит: время накапливается в старых вещах, словно пар в чайнике, и ему нужно выйти. Старые вещи – по-настоящему старые! – трещат по швам от времени, которое их переполняет. И знания Трисиль берут свое начало не в книгах или музеях. Заговорите с ней об Одиннадцатом Заселении – она ответит непонимающим взглядом.
– Что самое ценное вам случалось найти в шарльере? – спросила я.
– Найти или вынести оттуда? – уточнил Триглав.
– А есть разница? – встряла Адрана.
– Расскажи ей про двигатель, – сказала Прозор с таким видом, словно разговор был путаницей проводов и один ненужный она только что перерезала.
– Он был размером с бак для воды – этакая позеленевшая бронзовая штуковина со всякими трубками на поверхности, – сказал Триглав. – Игрушку явно не обезьяны делали. Может, клыкачи или жукоглазы. Мы даже не пытались ее запускать.
– А кто-то попытался? – спросила я.
– Да, на одном сферическом мире под названием Проспераль, где-то в средних процессиях. За свои старания они получили дыру, просверленную до самого центра своего каменного шарика. – Триглав скорчил гримасу, напоминающую печальную улыбку. Он был похож на клоуна, который пытается изобразить эмоцию, противоположную той, что нарисована на его лице. – Урок заключается в том, что играться с находками – не наше дело. Мы их нашли, нам за это заплатили… Лично мне этого достаточно.
– Я-то думала, в тебе больше любопытства, – заметила Адрана.
– Любопытничать пусть будут разумники, которые сами не понимают, когда им достался хороший трофей, – возразил Триглав, почесывая под челюстью. – Я доволен своей судьбой. Есть участи гораздо хуже, чем быть лысым коротышкой-инженером на солнечном паруснике, пусть даже этот парусник никого из нас не сделает богачом.
– Ну и славно, – проворчала Прозор. – Потому что ты здесь застрял насовсем.
Мы все еще говорили о шарльерах и штуковинах, которые можно найти внутри, когда в комнату вошел Хиртшал. У парусного мастера была привычка обрывать любой разговор без единого слова. Он дернул заросшим подбородком в сторону иллюминатора, даже не потрудившись задать вопрос.
– Пять минут, – сказала Прозор. – Хочешь место в первом ряду, Хиртшал?
Он стоял, скрестив руки на груди, с таким холодным и суровым видом, словно ничто в мире не могло заинтересовать его в меньшей степени.
– Нет.
Катер был уже совсем близко от поверхности шарльера, но с помощью телескопов и биноклей мы все еще могли за ним следить и видели, как серебряная крупинка скользит над мерцающей рубиново-красной поверхностью. За последние несколько часов Прозор раз или два заглянула в свои книги, но ничто не дало ей повода изменить расчеты. Шарльер теперь менялся так быстро, что у меня кружилась голова, когда я смотрела на него.
– Рэк должен держать руку на пульте управления ракетными двигателями, – тихо прошептал Триглав. – Если шарльер не откроется, когда надо, он резко развернется – по катеру вдарят пять джи – и прощайте, заклепки.
– Надеюсь, у него хватит горючего, – сказала я.
– Более чем. Помни, он рассчитывает, что обратно повезет не только экипаж.
Я ожидала чего-то впечатляющего в момент открытия шарльера, но, по правде говоря, испытала легкое разочарование. Отрезки времени, на протяжении которых расположенный под нами мир делался все более отчетливым, становились длиннее, и… Внезапно он остался таким насовсем, а рубиново-красное поле исчезло.
Мир был в точности таким же, как Мазариль, – точнее, еще менее интересным. Его каменный лик покрывали кратеры, хребты и расселины, и взгляд не мог зацепиться даже за небесные оболочки, укрывающие города.
– Заводи часы, – сказал Триглав.
– Уже, – отозвалась Прозор. – Двести пятьдесят восемь часов. Отсчет пошел.
Катер продолжал спуск; миновал границу искусственной поверхности и двинулся дальше, к настоящей. Он выглядел всего лишь серебряной точкой, но вспыхивал ярче, когда Ракамор маневрировал. Поглотитель создавал на поверхности Погибели Брабазула такую же силу тяжести, как на Мазариле, так что катеру для посадки требовались ракетные двигатели.
– Видишь вон ту линию кратеров? – спросил Триглав. – Они есть на картах Лофтлинга. У обода самого правого кратера есть место, через которое можно проникнуть внутрь. Капитан постарается сесть как можно ближе: нет смысла топать дальше, чем это совершенно необходимо.
Шарльер открылся по расписанию, так что мы могли рассчитывать, что закроется он также вовремя. У отряда Ракамора было двести пятьдесят восемь часов до того момента, как им надлежало вернуться в космос и подняться выше уровня, где формировалось поле шарльера. Больше десяти дней, а Лофтлингу понадобился всего один, чтобы обойти весь шарльер.
– Они внизу, – сказала Прозор.
Лишь через минуту или две Ракамор протрещал, подтверждая, что все в порядке и отряд начал покидать катер.
– Следите за подметалой, – сказал он. – А если сестры не в комнате костей, то пусть идут туда.
Мы дождались, пока группа выйдет на поверхность, хотя даже с помощью телескопов ничего не могли разглядеть. Через несколько минут Ракамор сообщил, что они нашли вход, описанный Лофтлингом, и Мэттис уже открывает замок, следуя инструкциям.
У двери в комнату костей, прежде чем повернуть колесо, мы испытали общее на двоих колебание, молча обменялись взглядами, понимая, что надо отбросить сомнения и выдержать эту проверку. В горле у меня пересохло, а руки стали липкими от пота.
Я крутанула колесо, и мы вошли.
Без Казарея, занимавшего часть пространства в комнате, череп казался больше. Я обогнула его, как будто увидев впервые, пробираясь через переплетение туго натянутых тросов, на которых он висел, снова задаваясь вопросом, какому же существу давным-давно принадлежали эти кости.
– Я начну с одного конца, – сказала Адрана, снимая со стены два нейронных моста. – Ты – с другого. Если встретимся посередине и ничего не получим, будем знать, что передач нет.