Мстительные духи
Шрифт:
Они шли какое-то время в тишине. Янмей выпустила боль, но легче не стало. Это было не все, конечно. Всегда было больше. Она давно поняла, что детская травма осталась с ней навсегда. Даже если она принимала это, ее всегда ждало больше боли.
Кровавый Танцор открывал рот, словно хотел что-то сказать, и закрывал его. Он не мог подобрать слова, а Янмей не хотела ему помогать.
Они шли по горной тропе, держались скалы слева. Поднялся ветер, бросал в них снег, тучи скрывали почти весь свет солнца. Впереди появилась тень снежной вершины, виднелась вдали за снегопадом. Янмей думала, что они уже были достаточно высоко, но гора впереди тянулась к небу. Харуто остановился и помахал им. Комок шерсти, который он звал своим духом-спутником,
— Пик Дракона, — крикнул Харуто поверх ветра, комья снега падал с его головы и катились по плащу. — Наверху Небесная Лощина, — он показал за плечо.
— Как далеко? — спросила Янмей. Она, Харуто и Кровавый Танцор отвернулись от ветра, чтобы лучше слышать друг друга.
— Два дня до укрытой долины, — сказал Харуто. Он протянул руки к Янмей, грелся об ее естественное тепло. Даже с крепкой хваткой на ее технике она была теплее многих людей. — Небесная Лощина почти на вершине. Место почти невозможно найти, если не знать, что оно там.
Ветер снова поднялся, выл вокруг них, усыпая их снегом. Кира подошла к ним, хмурясь и обнимая себя. Она обняла Янмей. Она могла делать это для тепла, но Янмей все равно обрадовалась. Она обвила рукой плечи Киры, поняла, что вскоре не сможет этого делать. Они уже были почти одного роста.
Кровавый Танцор подул на руки.
— Хотя бы скажи, тропа по горе укрыта от ветра?
Харуто улыбнулся.
— Нет. Снега будет больше.
Они все застонали, только Кира все еще хихикала с Шики.
— Есть другой путь наверх, — сказал Харуто, — если его не забросили. Он на день короче, но мы можем обнаружить на середине, что он покрыт льдом. Тогда придется возвращаться.
— Но он укрыт? — спросил Кровавый Танцор?
Харуто стряхнул снег с плеч.
— По большей части.
— Я за, старик.
Янмей кивнула, и Кира присоединилась.
— Уже поздно спрашивать, — завопил Кровавый Танцор, стряхивая снег с лица, — но шинтей точно будут рады тебя видеть, старик?
— Конечно. То есть… наверное.
Старый бандит не был убежден.
— Надеюсь, — крикнул Харуто поверх бури. — Они не запрещали мне вернуться. Не прямо.
— Что ты сделал? — крикнула Янмей. Она едва слышала себя среди ветра.
Харуто взглянул на нее, на Кровавого Танцора. Он повернулся и зашагал снова.
— Сюда. Нужно дойти до лестницы к ночи.
Глава 16
Ворона парила над снегом, оставляя темный след сажи за собой. Шин шел на шаг впереди нее, его ноги едва касались поверхности замерзшей горной тропы. Ворона порой слышала, как он бормотал, каким шикарным был. Когда он оглядывался на нее, он скалился из-за следа, который она оставляла на горе, словно она портила красоту своим существованием.
Она гадала, как он не ощущал холода. У Вороны не было тела, ощущения температуры, запаха или вкуса, и ей было интересно, как ощущались холод или жара. Как ощущался хруст снега под ногами, ветер на лице. Она видела, как ветер трепал ее накидку, но не чувствовала этого. Она видела и слышала, могла касаться своим дымом, но полагалась на ощущение вещей вокруг себя, знание, где все было, без зрения, слышала без ушей. Но у Шина было тело. Он носил кимоно так свободно, что снег и ветер проникали под него. Пояс давно развязался и трепался за ним на ветру. Его длинные острые косы парили вокруг головы, не реагируя на бушующий ветер, и он был без обуви, парил над снежной землей с босыми ногами.
Она склонилась против ветра и полетела чуть быстрее, догнала Шина и полетела рядом с ним. Он взглянул на нее, приподнял бровь и тряхнул головой, повернулся к снегопаду.
Вороне было сложно помешать ветру уносить ее дым, разрывать ее на части и забирать с собой, но Мастер дал ей плащ, чтобы сдерживать ее, якорь, за который она могла держаться, даже пока рев мира пытался порвать ее. Ведь не важно, был ветер или нет, мир, смертное царство, не хотел ее тут, и ей приходилось держаться за якорь, чтобы мир не получил свое. Потому она завидовала Шину и Сифэнь, всем другим ёкаям и людям. У них были тела. Они не знали, как сложно было существовать без тела.
— Ты помнишь, как ты умер? — спросила Ворона у Шина, пока парила рядом с ним.
— Что? — отозвался Шин. Он разговаривал, растягивая слова, словно смаковал то, каким гениальным он был. — Ясное дело, — он улыбнулся, кинжалы скрывались за шелком. — Ты все еще не помнишь?
Ворона покачала капюшоном. Это было похоже на то, как люди качали головой, но без тела она не могла изобразить это правильно.
— Я не помню свою жизнь или смерть. Я даже не помню свое время ёкая до становления онрё. Я… — она чуть не сказала больше, но вспомнила, с кем говорила. Шину нельзя было доверять. Они были родней, как все онрё, но Ворона не сомневалась, что Шин использует все, что она скажет ему, против нее при первой возможности. Когда она больше ничего не сказала, он вздохнул драматично и повернулся к снегопаду и пути.
После затянувшейся тишины он сказал:
— Я был когда-то куртизанкой, когда был человеком.
— Куртизанкой? Проституткой?
— Если хочешь выбрать грубое определение, то да, — сказал Шин. Он улыбнулся, его губы стали идеальным полумесяцем. — Я жил в провинции Ву в Хосе. В больших владениях с моими покоями и гардеробными. Три гардеробные, полные чудесной одежды. Всех фасонов и цветов. Мужчины приходили ко мне издалека. Они звали меня красивой, усыпали дорогими подарками. Духи и помада, одежда и кольца, зеркала и кисти. Всякие мелочи. Они любили звать это ухаживанием, соблазнением, — его улыбка быстро угасла. — В конце они платили госпоже и брали меня в постель, а потом уходили. Богатые мужчины, властные мужчины отовсюду, — он утих, глядя вдаль бледными глазами. — Но самые сильные из моих… ухажеров не приходили во владения. Он посылал за мной. Его не должны были увидеть в том доме, хотя визит юноши можно было объяснить множеством причин. Он послал за мной слугу. Он был принцем провинции Шин, как мне сказали, богатым и властным. Ты бы поверила? Я — да. Я была дурочкой, — он сделал паузу. Ворона увидела, как мышцы на его челюсти напряглись, он стиснул зубы. А потом продолжил. — Они напали на меня из засады на дороге, побили моего телохранителя, утащили меня. Они были мужчинами, просто мужчинами, как другие. В них не было ничего особенного, кроме ненависти, которую они носили в их сердцах, — Шин сделал паузу. Когда он заговорил снова, его голос был холодным и отстранённым. — Они били меня кулаками и ногами, звали меня «нечистой», «неправильной». Они обвили мои запястья веревкой и потащили меня по земле, крича на меня, называя меня «болезнью». Он сказали, что помогали миру, спасая детей от моего зла, а потом запихали мою голову в озеро. Я смотрел, как мои волосы парили вокруг меня, моя кровь плавала в мутной воде, они держали меня и били, раздели и утопили.
Ворона молчала, дым бушевал внутри ее плаща. Гнев. Она все еще что-то могла чувствовать. Он кипел в ней, буря желала жестокости.
— Ты удивлена, сестра? — сказал Шин. Корона поняла, что он смотрел на нее, его губы изогнулись в еще более идеальном полумесяце, но в этот раз он был полон острых зубов. — Мы же ёкаи. Мстительные духи. Думала, я умер мирно? Мы все умерли ужасно, раньше времени, убитые, и наши мечты не сбылись, — он снова от нее отвернулся. — И все мы знаем, кого винить в этом. Смертных. Людей. Этих жалких созданий. Но как красиво они умирают!