Му-му. Кровавая линия

Воронин Андрей

Дорогин проиграл различные варианты. И наиболее правдоподобным показался вариант «испорченного телефона». То есть должна где-то существовать лаборатория, где проводятся эксперименты с новыми видами биологического оружия. Вполне возможно, она находится на Кавказе. А здесь, в Москве, появились люди или человек, готовые дать средства на осуществление каких-нибудь террористических актов. Чтобы накалить обстановку, попугать. Чтобы люди вспомнили, что раньше жилось спокойнее, чтобы вспомнили о старой власти, о ком-то из бывших вспомнили.

В

общем, джинн был выпущен из бутылки. Теперь нужно срочно искать и его, и бутылку, из которой его выпустили. И нужно быть готовым к тому, что кто-то из участников всей этой страшной истории окажется ненормальным, а значит, его следующий ход и вообще дальнейшее развитие событий предугадать будет невозможно. Игру, если это можно назвать игрой, придется вести вслепую. Хотя… и тут интуиция дала Дорогину отличную подсказку. Он как раз подошел к своему подъезду и взглянул на балкон, где разговаривала с парнем, хозяином забытого сутки назад рюкзака, девушка по имени Настя.

Удивительно, но Дорогин почему-то запомнил ее имя. В этот дом он переехал недавно. И жильцов знал еще плохо. Да и, в общем-то, он никогда особо не интересовался жизнью соседей. Хотя его профессиональная память всегда фиксировала особо важные моменты. Ему предстояло во что бы то ни стало познакомиться и с этой Настей, и с ее другом, у которого в рюкзаке была банка с летучим муравьем или летучими муравьями. Ведь кто знает, как они размножаются. Это могла быть самка, несущая яйца. Из яиц могли произрасти новые насекомые. В вагоне метро вполне могла оказаться именно та банка. Хотя тот парень мало был похож на террориста, скорее на рассеянного студента-«ботаника».

Глава 7

Еще раз взглянув на балкон, Дорогин, не заходя к себе в квартиру, поднялся на нужный этаж и позвонил в двери. Он почувствовал, что его долго и внимательно разглядывают в глазок. Затем двери приоткрылись, и в образовавшуюся над сдерживающей створку цепочкой осторожно выглянула пожилая миловидная женщина.

Заходя в подъезд, Муму обычно здоровался всегда и со всеми. И женщина, очевидно, вспомнила его и узнала. Но, ожидая объяснения, двери не отворила.

– День добрый, – поприветствовал ее Дорогин и добавил: – Я ваш сосед, мне срочно нужно поговорить с вашей дочерью Настей.

– А Насти нет, – не снимая цепочки, ответила женщина, – она на практику уехала, со своим руководителем.

– А куда, не знаете? – спросил Дорогин, надеясь разыскать девушку.

– Куда-то на Кавказ, – ответила женщина.

– На Кавказ?! – удивился Дорогин.

– Ну да, на Кавказ, – пожала плечами женщина, – но куда точно, я не знаю. Настя говорит, что только там водятся какие-то мошки, которыми она занимается.

– Мошки, то есть насекомые? – уточнил Дорогин.

– Да, какие-то комары или муравьи… Она на биофаке учится. И вот занялась какими-то насекомыми.

– А когда она должна вернуться?

– Через пару недель. А вам Настя моя зачем? – уточнила женщина.

– Да мне, собственно, не столько она нужна, сколько ее друг, они, наверное, вместе учатся… Степан, кажется…

– А, Степа… Да, есть такой, он с ней в одной группе на биофаке учится, – кивнула женщина, по-прежнему не снимая цепочки.

– Он тоже с ней поехал на практику? – уточнил Дорогин.

– Нет, – покачала головой женщина. – Она с профессором своим поехала.

– С Леонидом Прокофьевичем? – вспомнив текст телеграммы, высказал предположение Муму.

– Вы знаете Леонида Прокофьевича? – оживилась женщина, вдруг сняв цепочку, и, оглянувшись, пригласила Дорогина войти.

Тот пожал плечами и зашел в квартиру.

Вновь осмотревшись, женщина поинтересовалась:

– А вы не знаете, что он за человек, этот профессор? Он женат? Вы поймите меня правильно. Настя – моя единственная дочь. Я так волнуюсь за ее будущее. А теперь, знаете, такие времена, такие нравы. Пожилых преподавателей часто тянет на молоденьких студенточек.

– Ну, я думаю, Леонида Прокофьевича с вашей Настей связывают скорее научные интересы, – проговорил Дорогин, чувствуя, что эта тема для матери Насти особенно болезненна.

– Может, пройдем на кухню, я вам чай или кофе заварю, – предложила она.

Но Муму понимал, что сейчас дорога каждая минута, и отрицательно покачал головой:

– Спасибо, я очень тороплюсь.

– Так вы ничего не сказали мне о Леониде Прокофьевиче… Что он за человек? Я сама медик. Настеньку одна растила. Без отца. Я очень боюсь, как бы ее кто не обидел. А опытные пожилые мужчины, они, знаете, как на молоденьких падки. Говорят же, седина в голову – бес в ребро…

– Не волнуйтесь. Я думаю, что Леонида Прокофьевича интересуют больше насекомые, а не девушки…

– Кто его знает… – вздохнула женщина и поинтересовалась: – А вы тоже в университете работаете?

– Да, – кивнул Дорогин.

– Так я вас попрошу, вы уж там за моей Настенькой присмотрите…

– Обязательно присмотрю… – кивнул Дорогин.

– Этот Леонид Прокофьевич женат?

– Да, да. И жена у него хорошая. И дети. Так что здесь вам нечего бояться.

– Но вы все-таки присмотрите.

– Присмотрю.

– Я вам верю. Я вижу, вы очень положительный человек. Вот вам бы я свою дочь доверила. Но вы, конечно же, женаты.

– Да, – кивнул Дорогин, – конечно.

– А вы тоже на биофаке работаете?

– Да, – кивнул Дорогин.

– А Настенька мне не говорила, что у нас в подъезде ее преподаватель живет. И что вы преподаете?

– Философию, – сразу ответил Дорогин.

– Философию… – проговорила женщина. – Ну, это серьезный, очень серьезный предмет… Там же у них на курсе, наверное, много хороших молодых ребят. Пускай бы Настенька с ними встречалась.

– Так у нее же вроде есть этот парень, Степан. Он как будто положительный. Очень даже положительный.