Муц-Великан
Шрифт:
— Терпите! Когда зима придет и скует землю льдом, когда страданиям вашим не будет меры, он явится с неба, великий и могучий, призовет вас на бой и избавит нас от толстосумов! Разрази громом замки!
Как музыка, звучало это пророчество в ушах лилипутов и с верою смотрели они в глаза своего пророка.
Но и не это было самое удивительное в Лилипутии. Самым удивительным было то дикое, сумасшедшее волнение, которое охватило всю страну после спуска Муца. Так крепко внедрилась в сознание лилипутов вера в появление спасителя, что по всей Лилипутии пронесся тысячеголосый торжествующий
— Явился! Явился! — гремела радость по всей стране.
С юга, где впервые увидели Муца, молва, как победный клич, неслась из хижины к хижине, из мастерской в мастерскую и докатилась до самой столицы. И все, кто видел спускавшийся самолет, мчались к нему со всех ног.
Быстрее всех мчался Громовое-Слово, пророк с пламенным взором. Несмотря на свои седые волосы, он бежал, как юноша, по улицам столицы и по дороге, ведущей на юг, к опушке Беличьего бора, где опустился белый воздушный змей. Всех перегнал седовласый Громовое-Слово — всех: стариков и юношей. Но у него были ноги лилипута, и поэтому он только к вечеру подошел к обломкам самолета.
Солнце стояло низко, оно было далеко за морем, и последние лучи его слабым светом озаряли спящего Муца. Облитый золотом заката, он лежал, как заколдованный герой, на опушке Беличьего бора, на ковре из трав.
Кишащая толпа лилипутов стояла на коленях перед великаном, молилась и шептала с неослабным упорством:
— Вставай, пришелец с неба! Избавь нас от нужды! Разрази громом замки!
Пророк Громовое-Слово, в немом благоговении, созерцал огромную голову, нос, закрытые глаза, рот и густые белокурые волосы. Затем он обернулся к коленопреклоненным лилипутам подбоченился, как бы желая сказать — «Ну, что я предсказывал?..» Радость так переполняла его, что он не мог вымолвить ни слова. Он устремил свой взор в пространство и через некоторое время задумчиво прошептал:
— Одно не вяжется с моим пророчеством: я, ведь, предсказывал, что он прилетит зимой…
Муц и лилипуты
Вечер сменился утром, пчелы хлопотливо жужжали в воздухе, и птицы метались в воздухе, в поисках завтрака. Но Лилипутия, в пяти лилипутских милях в окружности около того места, где спустился Муц, была тиха, как в праздничный день. Застыли рудники, не дымились высокие трубы заводов и столица как бы вымерла. Несколько тысяч лилипутьих ног всю ночь маршировали к югу, к югу, к большой палатке у Беличьего бора. Ночью при свете луны, они соорудили над лежавшим в беспамятстве великаном палатку из крыльев разбитого самолета, — такую большую палатку, какой еще не видывали в Лилипутии.
Отовсюду, с северных окраин, лежащих далеко от столицы, и с далекого востока, стекались лилипуты. Им пришлось пуститься в путь еще в полночь, и все они шли, чтобы увидеть освободителя. Мужчины, женщины и дети заполняли весь луг между дорогой и лесной опушкой. Здесь можно было видеть все костюмы лилипутов. Были рудокопы в синих штанах и блузах; строительные рабочие в светлых штанах и куртках; кондитерши в белых передничках, выделывавшие разные пряники, марципан и другие сласти; ткачихи в пестрых платьях с яркими платочками на головах; крестьяне в сапогах, чуть не до пояса. Все новые и новые группы спешили на луг.
Шумя и волнуясь, нахлынула толпа лилипутов к гигантской палатке.
— Спит! — перешептывались они внутри палатки.
— Спит! — перешептывались снаружи и порывались заглянуть в палатку.
Кто был внутри, не мог выбраться; кто был снаружи, не мог забраться, — такая была давка.
А Муц продолжал спать, потому что у четырнадцатилетних мальчиков сон крепок, в особенности после того, как они целыми днями носились под облаками и так нелепо спустились, как это сделал Муц. Он, пожалуй, проспал бы весь день, если бы двое лилипутов не вырезали несколько дырок над его головой, чтобы рассмотреть великана сверху и один крошечный мальчуган не свалился через такую дырку ему прямо на нос.
Тогда Муц, наконец, пошевельнулся и проснулся — как обычно просыпался дома, когда его будили по утрам: он широко зевнул, долго протирал глаза, лениво почесал голову и протяжно спросил:
— Мама, а который теперь час?
Но мать не подходила, и в ушах у Муца прозвенело лишь жужжание как бы тысячи пчел и множество тонких голосов:
— Просыпается! Просыпается!
Муц медленно раскрыл глаза, с трудом поднял голову, но быстро опустил ее и испуганно крикнул:
— Мама, иди скорей сюда! Какой мне забавный сон приснился!
— Просыпается! Просыпается! — отвечал хор тонких голосков.
Муц пролежал мгновение с закрытыми глазами, потер веки и широко раскрыл глаза…
— Освободи нас, пришелец с неба! — взмолилась кишащая толпа крошечных человеческих существ. Впереди всех стоял седовласый и белобородый лилипут, с пламенным взором.
«Ни одного нет больше, чем кукла моей сестры» — подумал Муц, немного струсив при виде огромной толпы; нельзя было предвидеть, как она будет себя вести в ближайшую секунду. Он хотел-было вскочить на ноги, но не мог: его руки и ноги онемели. С трудом ему удалось сесть.
— Освободи нас, пришелец с неба! — снова взмолилась толпа и рванулась к выходу. Только тот, с пламенным взором, остался впереди.
«Кто я, Муц из Шмеркенштейна или кто-нибудь другой?» — в замешательстве, спрашивал себя Муц.
Взоры его вопросительно скользнули по палатке и остановились на черной надписи: «Альбатрос»… И тогда Муц сразу сообразил все, сообразил, что он в действительности Муц из Шмеркенштейна.
— Освободи нас, пришелец с неба! — Молили бедняки в палатке.
— Освободи нас! — отдавалось эхом снаружи.
«Они все с ума сошли», — подумал Муц, окидывая недоуменным взглядом огромную разношерстную толпу. Но в эту минуту оттуда повеял ветерок, пронесся над лугом и зашелестел в палатке, распространяя сладкий запах пряника.
Лилипуты прервали свои мольбы, зажали носы, крепко стиснули губы и прошептали:
— Разрази громом замки!
Но Муц повел носом, глаза его зажглись голодом, и он крикнул:
— Здесь пахнет пряником! Давай сюда пряники!
Лилипуты, находившиеся в палатке, вздрогнули от его крика и бросились к выходу. Остался только тот, с пламенным взором.